Тринадцать уколов   ::   Тюрин Александр Владимирович

Или переписывал на удобоваримый манер невнятные переводы-подстрочники забугорных эпопей-опупей про мужиков с большими мечами и баб с большими сисями. Но если попробовать?..

Альфред Мамедович Гасан-Мамедов запросто мог отвалить полторы тысячи «зеленых» и не моргнуть ни одним своим глазом-черносливом. Знакомство с ним состоялось лет пять назад в сухумском самолете, когда джигиты еще не брались за базуки и фаустпатроны, а приторговывали на базаре хурмой по три рубля. Во время авиарейса Боря с Альфредом то и дело устраивали социалистическое соревнование. Пытались обставить друг дружку в стихотворчестве на тему толстых южных ляжек и низких попок своих попутчиц. Тогда и обменялись телефонами – не поймешь зачем, учитывая, что Альфред являлся инструктором комсомольского райкома, Боря же – вольным тунеядцем.

А нынче железная дорога, отняв последние деньги, доставила Лямина на станцию Репино. Дальше, по правой крайней тропке, он двинулся сам. (Налево когда-то находился спортлагерь пароходства, где в палатках визжали из-за половых извращений моряцкие девки – страдали за чемоданы с «монтаной». Туда Бориса пускал пожить приятель – мастер спорта, но приходилось отрабатывать гостеприимство, безуспешно сдавая нормы ГТО.)

Хозяин для затравки похвалился домом-виллой. Экскурсия началась с андерграунда, то есть подвала, где располагались пинг-понг, сауна и электрогитара с усилителем фирмы «Фендер».

И дальше с выпендрежем и чувством самоудовлетворения демонстрировались первоэтажные охотничьи трофеи (рога, спиленные у невезучих лосей и невеселые головы, отнятые у мишек), второэтажная электроника (утробно урчащая, жалобно попискивающая, заманивающая в душещипательные компьютерные миры), третьеэтажные сортиры с ароматными унитазами в голубой горошек и музыкальными бачками. После экскурсии уважаемый хозяин завел возможно уважаемого гостя в гостиную. И там, у камина, заслоненного решеткой, свистнутой со старинной могилы, стал выведывать творческие планы. Затем на пару и даже несколько соревнуясь, хозяин и гость распатронили некоммерческую и коммерческую литературу всех времен и народов за поверхностность, жалкие претензии на глубокомыслие, убогий список сюжетов и дешевую игру на эмоциях. Затем Альфред взял рукопись Лямина и наугад заглянул в нее.

«Холмс-младший 1 отложил в сторону виолончель, бросил в рот горсть ассамской

цветочной пыльцы и запил ее «скотчем» (на два пальца) с содовой.

– Vutson (Ватсон), – обратился он к своему собеседнику, расположившемуся в соседнем типично викторианском кресле.

– Watson (Уотсон), sir, – отозвался тот.

– Правильно, Уотсон. Я придал своему голосу русский акцент.

– А я очень люблю русскую литературу. Помните, «то как зверь она завоет, то подарит три рубля…»

– Dear friend, мы все ее очень любим, но что вы еще заметили необычного?

Уотсон-младший 2 сделал

затяжку из турецкого чубука и подумал: «Где иллюзия, где явь? Более

правдиво то, что я чувствую, вдохнув обычный воздух или втянув ноздрями

пряный дым малайского табака? В одном случае в моем мозгу выделяются эти

вещества, в другом те. И по какую сторону истина?..

– Ничего необычного я не заметил, Холмс. Ровным счетом.

– Я бы не сказал, что такой ответ меня порадовал, – Холмс пожевал бетеля и, извинившись, сплюнул длинной красной слюной на ковер. – Сегодня утром, когда я зашел в кабинет – через пять минут после вас – в воздухе был запах хорошо смазанных сапог.

– Но в Англии никто не носит смазанных сапог.

– Вот именно. Следовательно запах оставил здесь «товарищ» из СССР.

– Towarizsch (Тоуварижч)? – переспросил Уотсон, – русский?

– То-ва-рищ. Советский. Это слово происходит от тюркского «товар», что значит, по-нашему, по-английски, скот.