Невиновные   ::   Сименон Жорж

По-моему, без вскрытия тут не обойтись…

— Почему?

— Чтобы не возникло недоразумений со страховкой… Сейчас я отдам вам ее сумочку, из которой позволил себе вынуть на минутку удостоверение, чтобы узнать адрес… Вы давно женаты?

— Двадцать лет… В будущем месяце мы собирались отметить этот юбилей…

— У вас есть дети?

— Двое.

— Они в состоянии будут понять?

— Не знаю… Сыну шестнадцать лет, а дочери четырнадцать с половиной…

У входа остановилась машина Института судебной медицины, и в дверях появились двое мужчин с носилками.

— Кого брать первым? — спросил один из них, указывая на кровати.

И Селерен робко спросил:

— А мне что делать?

— Вам лучше отправиться домой и рассказать все детям… Тело вам выдадут здесь же через день-два.

— Благодарю вас.

Он не знал, нужно ли пожать руку врачу. Он вообще ничего больше не знал и удивился, увидев ожидавшего его сержанта.

— Я могу отпустить вас одного?

— А почему нет?

Вопрос удивил его. Он жил теперь в каком-то непостижимом мире. Сперва был этот прозрачный дождь, легко стучавший в оконные стекла. Потом появилась Папен с камеей, для которой нужно было сделать оправу в стиле начала века.

И, наконец, форменное кепи полицейского…

Аннет была мертва. Его привезли в помещение, которое в прежние времена называлось покойницкой. С отсутствующим видом он пожал сержанту руку и чуть не пошел не в ту сторону. Было около шести часов. Машины шли вплотную, едва не соприкасаясь бамперами.

Он собрался вернуться на улицу Севинье, хотя вряд ли смог бы объяснить почему. Наверное, потому, что там он был бы среди друзей, в милой его сердцу обстановке и, возможно, ему удалось бы мало-помалу вернуться к действительности.

На улице Вашингтона Аннет делать было нечего. Старики, больные, всякие отбросы общества, которых она опекала, жили между улицами Сен-Поль и Бастилии. Поэтому-то ей и не нужна была машина.

Его сын Жан-Жак и дочь Марлен, давно уже вернувшиеся из лицея, пока ничего не знали. Если Натали и рассказала им о приходе полицейского, то наверняка они подумали, что это из-за какого-нибудь штрафа.

В их семье не случалось никаких драм. Никогда. Они даже и не ссорились по-настоящему.

Он поставил машину на обычное место на бульваре Бомарше, потом, проходя мимо бистро, куда изредка заглядывал, остановился в нерешительности, но все же зашел. Направился прямо к стойке и стыдливо пробормотал:

— Коньяку…

Знавший его хозяин посмотрел с любопытством.

— Что-нибудь не ладится, мсье Селерен?

Он поколебался, посмотрел на человека, которого звали Леон, проглотил свой коньяк и выдавил:

— Жена умерла…

— Но она совсем не выглядела больной… И еще такая молодая…

— Ее задавила машина! — сказал он с вызовом. — Повторите, пожалуйста…

Он выпил три рюмки подряд. Леон смотрел на него растерянно и в то же время с каким-то особым уважением из-за несчастья, которое возвышало его в глазах хозяина бистро.

— Дети знают?

— Нет еще… Сейчас пойду домой, сообщу…

Тело вдруг стало вялым, походка — нетвердой. Он прошел мимо окошка консьержки, не останавливаясь и позабыв кивнуть ей, как обычно. Вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа.

Дверь открыла Натали. Это была не обычная прислуга. Возраст ее приближался к шестидесяти годам, из них восемнадцать лет она прожила в их семье. Довольно полная женщина с широким улыбающимся лицом.

Увидев Селерена, она сразу поняла, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

— К вам заходил полицейский?

— Да.

— Ив чем дело?

— Она умерла…

— Умерла?..

Натали зажала себе рот рукой, чтобы не закричать.

— Вы хотите сказать, что мадам…

— Да.

— Как это случилось?

— Ее задавили…

— На улице?..