Банда 4   ::   Пронин Виктор

Но Пафнутьев не был ни сантехником, ни вахтером, ни водителем, он был начальником следственного отдела прокуратуры, и ему, наверное, положено было иметь выражение лица совершенно другое — быстрое, уверенное, пристальное. Во всяком случае так думали многие из тех, с кем ему приходилось сталкиваться по службе, в какой бы роли они не выступали. Однако Пафнутьева устраивала собственная физиономия, и он не торопился подстраиваться под убыстряющийся бег жизни, и, как ни странно, ему удавалось поспевать даже там, где другие, шустрые и несущиеся, постоянно запаздывали и растерянно хлопали глупыми своими глазами.

Весеннее настроение затронуло Пафнутьева куда сильнее, чем ему вначале показалось. Прошло совсем немного времени как он, сам того не замечая, запел, замурлыкал себе под нос что-то давнее, полузабытое...

— Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил, — Пафнутьев улыбнулся, осознав вдруг ясно и четко, куда он идет, к кому и по какому поводу...

Шаланда сидел за своим столом и, уставившись в пыльное стекло, под которым были выложены календари за последние несколько лет, телефоны начальства, морга, странная девица, вырезанная из какого-то журнала — видимо, чем-то тронула она сердце Шаланды, чем-то она его растревожила. Отвлекаясь на секунду от своей опасной многотрудной деятельности, Шаланда встречался с ней взглядом, и глаза его теплели, в них снова возвращалась жизнь. Девица была почти раздета, а обильные ее формы уже не первый год утешали Шаланду и давали ему какие-то надежды на будущее. Судя по тому, что снимок был достаточно замусоленным, Шаланда общался с девицей не только через стекло.

— А, Паша, — Шаланда со вздохом оторвал взгляд от красавицы и накрыл ее папкой уголовного дела. — Как поживаешь, Паша?

— Весна, — ответил Пафнутьев, присаживаясь у стены. — Природа оживает от зимней спячки... Душа выбрасывает робкие зеленые побеги... Всем хочется любви и ласки...

— Это хорошо, — кивнул Шаланда. — Вчера из-под снега вырыли два трупа.

— И что же?

— Опознаем. О чем и сообщаю. Тебе положено об этом знать. Какой-никакой, а все следователь, — не удержался, кольнул Шаланда.

— Да уж сообщили, порадовали.

— Это только начало. Еще одного выловили в речке. Но тот хоть с документами.

— Везучим оказался, — сказал Пафнутьев.

— Не очень... Сообщили родне... А те ни в какую не хотят своим признать.

Не похож, говорят. А как он может быть похожим, если всю зиму в речке отмокал?

Он и в самом деле не похож ни на одно земное существо. Не хотят забирать.

— Почему?

— Хоронить не на что, обычная канитель. Сейчас вот начнут из-под снега показываться руки-ноги, они ведь, Паша, того... Не все убитые, не все замученные. Половина своей смертью померла. Хоронить дорого, разорение...

Вынесли, снегом присыпали и будь здоров, не кашляй, как говорится.

— Значит, и до таких времен дожили мы с тобой, значит, и в этих временах нам побарахтаться придется.

— А дальше? Паша, что будет дальше? — Шаланда поднял на Пафнутьева маленькие глазки и посмотрел на него с нескрываемой растерянностью. — Это же ведь полный отпад, а?

— Еще не полный, — усмехнулся Пафнутьев.

— Будет круче?

— Конечно! — беззаботно ответил Пафнутьев. Поднявшись, он подошел к столу Шаланды, сдвинул уголовное дело в сторону, всмотрелся в игривую улыбку красавицы под стеклом. — Пора менять, — сказал он. — Не надоела? А то нынче другие в моде... Показывали вчера по телевизору — сиська в ведро не помещается, на полтора ведра сиська. Одна!

— Да я к этой уже привык, — смутился Шаланда и снова сдвинул серую папку, будто стесняясь показывать чужим людям наготу своей избранницы. — Пусть будет.

— А то мне недавно попали очень смелые снимки, — улыбнулся Пафнутьев. — Могу подарить.

— Не надо, — нахмурился Шаланда, словно его склоняли к чему-то дурному, безнравственному. — И оставим это. Тут у меня другое...