Властитель   ::   Соколов Михаил

Если бы не обязательный полугодовой карантин для новичков, позволяющий нарастить мышцы и адаптировать организм согласно апробированным научным рекомендациям, люди и пяти минут не смогли бы здесь выжить. При полуторной силе тяжести и такой опасной фауне последствия для безумцев однозначно предопределены. Однако мы живем, боремся и, хоть подыхаем один за другим, все же надеемся дотянуть до конца срока. Потому что мы – заключенные, а Уран – наша тюрьма, и будь прокляты все те, кто послал нас в этот безумный, дикий, нечеловеческий мир!

Я бежал, подошвы сапог скользили по траве, но я успел, вот ориентир – кривой обломок тонкого ствола… Ствол согнулся под моими руками (из-за деревьев автоматика выплюнула тонкие огненные нити бластеров, запахло озоном), и я нырнул в открывшийся люк вниз головой, приземлился на четвереньки, тут же прыгнул в круглый лаз какого-то коллектора.

Впереди очень слабо отсвечивал срез выхода. Я так быстро, как позволяли руки, ноги и выгнутая дугой спина, пробирался по узкой трубе навстречу… Внезапно, прорвав тонкую мембрану, вывалился вниз головой в овальный зал. Снизу – сначала широкой воронкой, потом сужаясь – шла прозрачная спиральная труба, витками обвивая почти весь круглый зал.

Тело скользило – не за что было ухватиться; набирая скорость, я – быстрее, быстрее – летел вниз. Зеленый, словно изумруд, красный, словно рубин, голубой, сапфировый – пол, стены, потолок – все кружилось, летело, сверкало. Меня вдавливало в стены желоба-трубы, дохнуло жаром, еще…

Желоб кончился, и я летел в красноватую жаровню колодца, успев (в слепом морганье, на внутренностях век) запечатлеть план-схему металлической камеры, куда мягко приземлился на пол. Не открывая глаз из-за нестерпимого жара (комбинезон сухо потрескивал, словно пересохший пергамент, кожа рук и лица печеными чешуйками отваливалась на раскаленный до вишневого цвета металл пола, трещали волосы, трещали и осыпались, вспыхивая в воздухе), я продолжал видеть внутренним взором задвижку квадратного люка, но тут море огня хлынуло со всех сторон и, не видя, не дыша, не слыша – глухонемая жертвенная тварь, – схватился зашипевшей ладонью за раскаленный рычаг… Не люк открылся – провалился пол, и, уже ничего не соображая, комком пропеченного страха, я погрузился в ошпарившую меня жидкость.

Вода, принявшая меня, обожгла холодом! После огня я несколько мгновений блаженствовал, остывая.

Недолго.

Я вынырнул на поверхность: высоко рдел рубиновый потолок клети, тускло освещавший гладкие стены. Колодец метра три диаметром. Метра два выше – забранное решеткой окно. Я попытался выпрыгнуть – не достал. Стали ныть кости. Что за извращенный разум создавал эти лабиринты мучений! Для чего? Когда? Предупреждали же, лезть сюда только в крайнем случае. Я думал, этот случай наступил. Может, я ошибся?

Еще немного, и мое тело станет ломким, как ледяная сосулька. Погрузившись, я поплыл вдоль стены, нырнул – ниже, ниже! – воздуха стало не хватать. Нащупал пустоту, но ушел вверх глотнуть воздуха.

Тело медленно застывало, – я не чувствовал пальцев рук и ног. И движения стали плавными, сонными. Первая попытка будет последней.

Я набрал воздуха, сколько мог, и ушел в глубину. Труба. Еще одна труба. Я решился на этот спуск только потому, что в призрачном свете раскаленного потолка заметил: стены влажно блестели до решетки коллектора – выше был матовый и сухой металл. Совсем недавно вода стояла высоко – стены еще не успели обсохнуть. Должен быть слив.