Взлетная полоса   ::   Беляев Александр

Но на экране все было видно словно сквозь дымку.

-- Это крот какой-то, а не "Сова", -- не сдержался в конце концов Кольцов.

Неожиданно на экране появился силуэт какой-то башни. Кольцов пригляделся и скорее по памяти, нежели сумел что-либо разглядеть, определил, что это часовня. Она стояла у самой границы танкодрома, за полем и выпасом. Кольцов попытался поточнее настроить прибор на часовню, но на экране появились линии помех. Видимость стала еще хуже. Кольцов включил кнопку автоматической подстройки и, открыв люк, поднялся над башней. В лицо ударил поток сырого воздуха. Танк двигался по низине. В разрыве туч проглядывала луна. Вдоль трассы, как в молоке, плыли вершины деревьев, темнел косогор, и ясно как на ладони Кольцов вдруг снова увидел часовню. Но теперь она была совсем рядом. Это так поразило Кольцова, что с языка у него сама собой сорвалась команда:

-- Стоп! Что за чертовщина?!

Танк остановился. Рядом с Кольцовым из башни поднялся сержант Звягин. Оглядевшись по сторонам, он не удержался, похвалил механика- водителя:

-- Вот жмет Акрам! Уже полмаршрута проскочили!

-- Часовня-то рядом! -- не мог успокоиться Кольцов.

-- Конечно: Где ж ей быть?

-- А сколько "Сова" до нее показывает?

Звягин нырнул обратно в танк, снова вылез из башни.

-- А "Сова" показывает до нее еще километра два! -- доложил он.

-- Вот тебе и "конечно"! Сделай контрольный замер.

Сержант проворно припал глазом к небольшому прибору, установленному на броне машины. Нажал кнопку подсвета. Внутри прибора зажглась лампочка. Окуляр под глазом сержанта засветился нежным зеленоватым светом.

-- Триста двадцать метров! -- доложил он.

Кольцов сделал запись в тетради, затем скомандовал:

-- Вперед!

Он осмотрел трассу и поежился. Сырой воздух забивался под комбинезон, холодил грудь. Осень заявила о себе не по времени рано и неожиданно. "Вот и лету конец", -- подумал Кольцов, вспомнив о том, что еще совсем недавно, всего каких-нибудь два-три дня назад, даже вот в такую позднюю вечернюю пору на танкодроме нечем было дышать.

Все лето выстояло сухим и знойным. В мае прошли дожди. И знатоки природы наперебой заговорили о том, что ясной погоды ждать не придется, что и июнь, и июль, а может, и август будут сырыми. Но все получилось наоборот. В июне дождь покрапал лишь для порядка. В июле солнце безжалостно высушило все болотца и мочажины. А в августе пожухла даже осока. Земля растрескалась. Гимнастерки солдат побелели от частых стирок. Над танкодромом и прилегающими к нему дорогами постоянно собиралось густое облако пыли. Поднятая гусеницами и колесами машин пыль подолгу висела в воздухе, лезла в открытые люки, под чехлы оружия и приборов, под шлемофоны, мешала дышать, забивалась в рот, противно скрипела на зубах. И вдруг, когда * ' +.al, что этой жаре и этой пыли не будет конца, на пересохшую землю обрушился дождь -- шумный, обильный, тяжелый, обложной дождь. Он шел день, ночь, еще день, словно хотел затопить округу. А когда кончился, сразу стало свежо:

Не увидев в темноте знакомых габаритных огней танков роты, Кольцов запросил по радио командира первого взвода:

-- "Буря-12"! Как там у вас?

-- Полный порядок, товарищ капитан! -- раздалось в ответ в переговорном устройстве.

-- Движешься по прибору?

-- Так точно!

-- Ну и где же ты?

-- Подхожу к переезду.

-- А, так ты на высотке: У тебя туман есть?

-- Никак нет:

-- Тогда вот что, -- принял решение Кольцов, -- веди взводы в пункт сбора:

-- Есть!

-- Приведешь -- доложи. И жди меня.

-- Понял!

Кольцов начал вызывать командира батальона.

-- "Гром"! "Гром"! Я -- "Буря". Первый и второй взводы задачу выполнили. Колонну в пункт сбора ведет лейтенант Аверочкин.

-- Я -- "Гром". Вас понял! -- послышался в ответ глуховатый голос комбата майора Семина.