За гранью (Последняя Руна - 1)   ::   Энтони Марк

Все дальше и дальше, мимо универмага Мак-Кея, мимо кафе "Москито", мимо пустующего здания пробирной конторы, мимо салуна "Шахтный ствол" и потускневшего фасада выстроенного в викторианском стиле оперного театра. Собаки начинали лаять и гоняться за обрывками газет. Прогуливающиеся туристы поворачивались спиной и зажмуривались, чтобы уберечь глаза от десятков миниатюрных пыльных смерчей, взметающих с мостовой целлофан сигаретных пачек и разноцветные обертки от жвачки. Ко всему привычные, ковбои с туристических ранчо первым делом хватались за поля своих черных шляп, не обращая внимания на пляшущих позади дьяволят.

Трэвис любил ветер, хотя и отдавал себе отчет, что во всем городе он скорее всего один такой ненормальный. Он всегда любил ветер. В такие минуты он неизменно открывал испещренную дробинами дверь салуна "Шахтный ствол", владельцем которого имел сомнительную честь являться, и выходил на улицу, чтобы встретить бурю лицом к лицу. Трэвис рассуждал так: невозможно узнать, откуда прилетел сюда этот воздушный поток и что несет он на своих крыльях. Поэтому он с удовольствием вдыхал воздух, насыщенный терпким ароматом хвои и студеной свежестью горных ключей, нередко размышляя, кто вдыхал этот воздух прежде, где живут эти люди, на каком языке говорят, каким богам молятся и молятся ли вообще, какого цвета у них глаза, какие мысли и чаяния скрываются в потаенных глубинах их зрачков?

Впервые подобное настроение овладело Уайлдером в тот момент, когда он, совсем еще желторотый паренек, взращенный и воспитанный среди бескрайних равнин Иллинойса, сошел с заляпанного грязью междугородного автобуса и испытал то неповторимое ощущение причастности, которое дает Кастл-Сити. За истекшие семь лет это чувство посещало его регулярно, причем, к удивлению и радости самого Трэвиса, нисколько не ослабевая с годами. Встречая бурю лицом к лицу, он всякий раз испытывал щемящее томление и ощущал странную уверенность в том, что ему нет надобности делать выбор, поскольку для него нет ничего невозможного.

Однако, несмотря на все свои предчувствия, Уайлдер и представить не мог в тот промозглый серенький вечер такого же промозглого и серенького дня, пришедшегося на мерзкий период безвременья между наполненной золотом и синевой осенью и бодрящей морозной зимой, как скоро и круто изменится все в жизни города и в его собственной. Позже, оглядываясь назад и уже зная, что и как произойдет, он пропустит сквозь сито памяти все загадочные события и отыщет среди них то единственное, с которого все и началось. Само по себе оно было столь незначительным и малоприметным, что он никогда бы о нем и не вспомнил, если бы не тот неоспоримый факт, что именно после него все начало меняться со страшной быстротой - и меняться необратимо.

Все началось с перезвона колокольчиков.

2

Полуденное солнце заливало горную долину тягучим золотом. Трэвис Уайлдер ехал в город на своем стареньком раздолбанном пикапе. Сквозь треск помех и скрип передней панели из радиоприемника доносилась едва слышная музыка. Подвешенный к зеркальцу заднего обзора бумажный освежитель воздуха в виде миниатюрной сосенки беспорядочно болтался перед глазами. Высокогорное солнце и время давно выветрили из него последние молекулы искусственного хвойного аромата. Двигатель натужно взревел, когда Трэвис переключил передачу и миновал крутой поворот серпантина на скорости, вдвое превышающей рекомендуемую желтым ромбом дорожного указателя очень похожим на кусок швейцарского сыра из-за множества дыр от крупнокалиберной дроби.

"Ты опаздываешь, Трэвис", - напомнил он себе.

Первую половину дня он провел за починкой крыши ветхого охотничьего домика, в котором жил.