Бассейн в гареме   ::   Александрова Наталья

Дядя давал какие-то деньги, этими деньгами оплачивали медсестру, которая приходила колоть наркотик, без него боль была нестерпимой, но ни на что большее денег не хватало…

Василий скользнул взглядом по плотному голубому конверту, взял его в руки, задвинул последний ящик и отошел от стола. Конверт был заклеен, невозможно было определить на ощупь, что в нем находится.

– Вася! Васенька! Почему ты не идешь? – донесся слабеющий голос старика.

Василий машинально сунул конверт в карман и, движимый трудно определимым чувством, вернулся на кухню. Дядя полулежал в кресле, руки его безвольно свисали с подлокотников, лицо стало совершенно серым, а губы приобрели странный синеватый оттенок. Такими же были губы матери перед самой смертью.

«Ты легко отделаешься, – подумал племянник, – всего каких-нибудь полчаса. Это легкая смерть. Мать умирала три месяца».

– Где… – еле слышно прошептал старик, – где… лекарство?

– Я его не нашел, – ответил Василий спокойно, глядя ему прямо в глаза.

– За что? – проговорил Антон Филаретович с ужасом. – За что? – И взгляд его остекленел, челюсть отвисла, по телу пробежала чуть заметная судорога, и старый коллекционер умер, не получив ответа на свой последний вопрос.

Василий отшатнулся, будто его ударили. Он едва не заплакал и с трудом заставил себя отвести глаза от мертвого дядиного лица. В следующую секунду им овладела нездоровая суетливая деловитость. Оглядевшись вокруг, он под воздействием неожиданного импульса схватил японскую чашку, завернул ее в шелковый платок и спрятал в карман. Собрался было стереть отпечатки пальцев, но тут же охладел к этой идее – он часто бывал у дяди и почему бы здесь не быть его отпечаткам, скорее их отсутствие может показаться подозрительным.

Разумнее всего было бы сейчас вызвать «неотложку» и дождаться ее, но он не мог действовать разумно, ему страшно было оставаться возле трупа, да и не смог бы правильно себя вести с врачом, слишком был взвинчен…

Он пометался еще по квартире и наконец, увидев на гвозде возле двери связку ключей, решил уйти не был здесь сегодня, ничего не знает, совершенно ни при чем.

Выскользнул из квартиры, запер дверь на три замка. К счастью, никого не встретил на лестнице, чуть не бегом добрался до Фонтанки и, оглядевшись по сторонам, бросил ключи с моста в темную маслянистую воду.

***



– Сеня, волоки еще пива! – крикнул через плечо Муса и, развернувшись к компании, закончил байку: – Нет, блин, это мы вас приветствуем на борту нашего самолета!

Рыжеволосая дебелая Оксана вульгарно захохотала, нарочно тряся белыми пышными телесами. Она бесстыдно развалилась на деревянной скамье, переводя развратные зеленые глаза с одного мужчины на другого. Женя, худощавая темноглазая шатенка, с нарочитой стыдливостью куталась в простыню, сидела, потупив глазки, смеялась тихо, деликатно – такой уж у нее стиль. Надо сказать, на Гошу она действовала сильнее, чем вульгарная Оксана, известно ведь, что в женщине должна быть загадка. Даже в шлюхе.

Георгий Сергеевич Фиолетов, для хороших знакомых Гоша, впервые в жизни был в бане с девочками. Его пригласил давний знакомый Анд-рюша Шмыгун, сокращенно Джек, тип несколько скользкий и несколько темный, но обаятельный и денежный. Знакомы они были с детства – раньше жили в одном дворе, а не так давно случайно столкнулись в автомастерской, где Гоша в который раз чинил свою раздолбанную «восьмерку». Конечно, сотруднику Эрмитажа, такому, как Гоша, подобного рода купеческие развлечения не по карману, и когда Джек позвал его, Гоша поморщился и сказал, что бабы ему осточертели, Джек понимающе ухмыльнулся и пояснил:

– Халява, сэр! Один большой человек гуляет, обмывает успешную сделку. А он уважает умных людей… Вот ты у нас за умного и сойдешь! – Джек захохотал собственной, как ему показалось, удачной шутке.

Большой человек оказался маленьким кривоногим татарином по имени Муса с обвислыми усами и колючими холодными глазами.