Змея в тени орла   ::   Игнатова Наталья Владимировна

Сверкнули за черными губами страшные длинные клыки. В келье было тепло, и она, едва не мурлыкая, свернулась на тахте, вытянув руку к жаровне. Острые когти переливались в тусклом свете горящих углей.

"Чудовище”? Да, разумеется! Не джинн и не ифрит. Не было в ней ровным счетом ничего демонического. Кто-нибудь из Тварей? Вполне возможно. Ни в книгах, ни в устных преданиях не упоминалось о таких, как она, и все же другого объяснения не находилось. Судир решил когда-то, что пусть будет Тварь. Эфа не спорила. Ей было все равно.

– Я долго пытался понять, что же отличает ее от остальных бойцов. – Голос Хозяина изменился, и Эфа зримо представила себе улыбку на сухих, бледных губах, – Дело не в цвете кожи, не в глазах, и даже когти и клыки не главное. Она другая не только внешне. Она другая внутри. И совсем недавно я понял, в чем же дело. – Судир сделал паузу, словно давая Мустафе обдумать сказанное.

Эфа вытянула шею, прислушиваясь. Она не очень любила разговоры о себе, по большей части они сводились к страшным рассказам о смертях. Новых и новых. Но Судир все равно заставлял ее выслушивать пересуды, сплетни, весь этот бред. Он говорил, что таким, как она, чуждым и чужим, необходимо знать, что думают люди. Знать и действовать сообразно этим знаниям. Сам-то Хозяин всегда говорил интересно. Говорил такое, о чем Эфа зачастую и не подозревала. Вот и сейчас...

– Да, я понял, в чем дело. – Судир вздохнул. – Она – дитя.

Короткий изумленный всхлип Мустафы. То ли смешок. То ли икота разобрала султана. Эфа фыркнула, развернулась гибко и, приподнявшись, прильнула глазами к смотровой щели.

Так и есть. Старый, сухой, как саксауловая ветка, и такой же скрюченный, Судир невозмутимо сидел, поджав ноги, и сочувственно смотрел на собеседника, который, надо думать, опасался в присутствии Хозяина давать волю смеху, а потому краснел, синел, бледнел, но пытался сохранить вид внимательный и серьезный.

– Посмеялись, Мустафа? – вежливо поинтересовался Судир. – Тогда слушайте дальше. Эфа – дитя. Ребенок. Она думает, как ребенок, и действует, как ребенок. Она убивает, потому что для нее это игра. Помните, мы ломали голову, почему она не хочет уйти в Лахэ, почему отказывается готовить таких же великолепных убийц. Мы объясняли, что это послужит на пользу всем барбакитам. Что горные кошки станут действительно страшным оружием. Мы говорили о целесообразности. А она не хотела нас слушать. Ей было скучно. В детской игре целесообразности нет. Она не стала убивать мальчика... Что ж, и это понятно. Видимо, правилами ее игры убийство детей запрещено. Подождем, пока она вырастет, и тогда в наших руках окажется сама Смерть. Смерть, которая уже не будет руководствоваться вообще никакими правилами.

– Вырастет? – Мустафа покачал круглой, наголо обритой головой. – Но она убивает для нас уже пятнадцать лет!

– И она изменилась, не так ли? Даже я заметил это, хотя все пятнадцать лет живу с ней рядом. А вы и подавно должны были увидеть, что змееныш превращается в змею.

– Я видел ее лишь мельком...

– Боитесь, – понимающе кивнул Хозяин. – Что ж, правильно делаете. Эфа не любит вас. Точнее, она вас презирает. Не вас лично, разумеется, а людей вообще. Именно поэтому приказы ей отдаю я сам. Всегда сам. И точно так же, после моей смерти, она станет слушать лишь того, кого я назначу наследником. Но это так, к слову. О чем мы говорили? Ах да! Эфа растет. Взрослеет. Пятнадцать лет, двадцать, тридцать. Я не знаю, сколько еще ждать. Но подождать стоит. Идеальный убийца не тот, кто слепо выполняет приказ. Идеальный убийца умеет думать и смотреть вперед.

– Но, Достопочтенный, такие опаснее всех. Это оружие, которое может повернуться в руке и поразить хозяина.

– Может. Если хозяин поведет себя не правильно. Разговор окончен, Правящий. Можете идти.