Драма на море   ::   Аверченко Аркадий

---------------------------------------------

Аверченко Аркадий

Драма на море



Аверченко Аркадий

Драма на море

Матросы одного океанского судна поймали акулу...

Вытащили ее крюком на палубу и распластали.

- А интересно, братцы, что у нее в желудке, - сказал судовой врач.

Бравый матрос одним ударом ножа вспорол акулий желудок, бесстрашно сунул туда руку и вытащил... человеческий череп и записную книжку в прочном коленкоровом переплете, только чуть-чуть разъеденную едким желудочным соком.

- Глянь, ребята, - сказал юнга. - Обезьяничий череп.

- Ничего подобного, - возразил доктор. - Судя по форме - это череп первобытного дикаря. Первая ступень развития.

- Не думаю, чтоб "первая ступень", - засмеялся младший офицер. думаю, чтобы первобытный дикарь, ибо при черепе есть записная книжка. Несомненно - обладатель черепа и книжки - одно и то же лицо. А ну, поглядим... Ба! написано по-русски. Значит, компатриот! Угораздило беднягу. Послушайте-ка!

* * *

"Сыя записная книжка принадлежит члену Дрыкину.

Воскресение. Ужас, ужас и еще раз ужас. Наша старая рыбачья шхуна "Амфитрита" пошла ко дну ко всем чертям. Спасся только начальник шестеро... Плывем в лодке - куда неведомо! Хорошо еще, что начальник захватил компас и карту... Говорит, что берег в 80 милях и если хорошо грести, то в шесть дней догребем до берега. Навались, ребята!

Понедельник. Гребем. Подсчитывали рационы. Если по два сухаря и куску солонины в день, то на 5 - 6 дней хватит. Гребем день и ночь.

Вторник. Гребли, гребли, вдруг встает товарищ Алеша Гайкин и говорит этот Алеша Гайкин:

- А что, говорит, товарищи, - ведь тяжелая штука эта гребля.

- Очень, говорим, тяжелая.

- Это, говорит, труд, а всякий труд должен быть организован! Поэтому, говорит, предлагаю немедленно основать профессиональный союз гребцов для защиты наших пролетарских гребцовских интересов!

Начальнику это не особо чтобы понравилось:

- Что вы, говорит, ребята! Какие там союзы? Гребите себе, и конец! Доберемся до берега - тогда что хотите делайте.

- Нет, - говорит Алеша, - это ты врешь! Тогда уже поздно будет, на берегу-то. Мы должны организоваться сейчас. Выбирай, товарищи, председателя!

Вот оно, что значит: сознательный! Сразу сказал - что к чему! Мозговитая башка.

Побросали мы весла - стали выбирать. Ну, понятное дело - Алешу и выбрали.

- В таком разе, - кричит Алеша (радостный такой), - раз вы меня выбрали, то требую восьмичасового рабочего дня, и никаких гвоздей!

А начальник - смех на него смотреть - прямо что только не плачет:

- Да с ума вы, говорит, посходили! Где же это, кричит, видано, чтобы публика чуть ко дну не идет, а сама восьмичасового дня требует?! Да я сам, своими руками, буду хоть 15 часов грести... Одумайтесь, ребята.

- Думали, - говорит Алеша, - достаточно... И раз у нас проснулось классовое самосознание, то никаких ваших разговоров не должно быть. Правильно, товарищи? Голосуйте вставанием...

Проголосовали вставанием - чуть лодку не опрокинули.

А меня секретарем выбрали. Вот-то здорово! И сам не ожидал.

Среда. Решили грести так: четыре часа до обеда, четыре - после обеда. А так как обед был не особо чтобы какой, то Алеша потребовал увеличения пайка под угрозою забастовки.

Прямо плакал наш буржуй-начальник:

- Для вас же, чертей, берегу рационы... Ведь с голоду подохнете.

- Это, - говорит Алеша, - все трефовый разговор... А раз, что пролетариат работает - он должен и сносно питаться. Иначе минимум производительности!

Четверг. Вынул нынче Алеша из кармана книжечку-календарчик, глянул в него да как крикнет - таково радостно:

- Братцы-товарищи! А ведь нынче престольный праздник! Никто не имеет такого права, чтобы заставить нас у праздник работать. Бросай весла!

Ай и голова же! Прямо сил нет.

Пятница.