Город, который сошел с ума (сборник)   ::   Юдин Борис Петрович

– Катин, в процедурную! – раздался крик и Виктор пошёл разыскивать эту процедурную. Там довольно симпатичная женщина лет тридцати с огромной русой косой квадратная и весёлая, очень больно сделала Виктору укол в ягодицу, постоянно улыбаясь неведомо чему.

– Хороший мальчик, – оценила она Катина, – Меня Наташей зовут. Будешь меня слушать – всё будет хорошо. Не будешь – будет очень больно. Понял, маленький? – спросила Наташа и сладко засмеялась.

– Понял. Что тут не понять? – ответил Виктор и поспешил убраться прочь. Немного прихрамывая, – больно колет, зараза, – он вошёл в вонючий закуток на четыре очка, похожий на казарменную уборную. По стенкам жались худющие тени. Как только Виктор вошёл, сразу зашелестело:

– Дай закурить… оставишь дёрнуть… оставь… – и потянулись дрожащие руки с коричневыми до костей прокуренными пальцами. Виктор растерялся, но тут, напевая весёлую песенку, ввалился ушатый и пинками разогнал попрошаек.

– Курить не давай никому, – распорядился ушатый, – они, придурки этот табак жрать готовы. Вот смотри! И он протянул дрожащую ладонь. На ладони лежали несколько таблеток. Наташка отжалела. Я её за это за жопу помацал. Бери три штуки, а я подмоложусь остальными.

– Это что? – как-то глупо спросил Виктор.

– Это ничего. Не боись. Не хуже того, что тебе в жопу вдуют. И давай быстрей – Наташка спектакль играть сейчас будет.

Из коридора долетел протяжный вопль.

– Ну вот, блин, опоздали – огорчился ушатый, проглотил свои таблетки, торопливо запил водой из под крана и убежал.

Виктор подержал на ладони три белых кружочка, потом завернул их в бумажку и спрятал в карман. Тем временем вопли перешли в вой с хрипом. Виктор, недоумевая, пошёл в палату. Там возле кровати с привязанным «мыслителем» не спеша прохаживалась медсестра Наташа с армейским чайником из литого алюминия в руках. Неопределённо-сладкая улыбка бродила на её лице. Держа чайник в правой руке, она тонкой струйкой поливала «мыслителя», который с головой был покрыт простынёй и орал, как будто его поливали не водой, а раскалённым металлом. Левой рукой Наташа мяла свою объёмистую грудь и приговаривала самой себе ласковые слова. Больные исправно лежали в койках и любовались.

– Ты ему яйца прищеми, Наташенька, – посоветовал ушатый, – А то чайник-то он не бездонный. Так ты и кончить не успеешь.

– И то правда, – согласилась Наташа, вылила остатки воды на страдальца и запустила правую руку под простыню, левую же разместила у себя между ног.

«Мыслитель» завизжал по-заячьи. В тоже время Наташа задвигала бёдрами и радостно засмеялась. Потом, повернувшись к больным предупредила:

– Если что кому не понравилось, пусть сразу скажет. Я ему, миленькому яйца не то, чтобы прищемлю, я их ему с корнем вырву.

Предупредила и ушла, коротко похохатывая и вращая бёдрами.

Виктор чувствовал, что «плывёт» покачиваясь вместе с кроватью – видимо укол начал оказывать своё действие. Он ещё пожалел, что не принял таблетки, пожертвованные ушатым, и заснул.

Утро пришло с истошным криком санитарки, возвещавшей подъём.

Она сетовала на жизнь и судьбу, нещадно материлась и выбрасывала из кроватей тех, кто послабей. Виктор никак не мог поднять затуманенную голову от подушки. Подошёл ушатый. Он был уже в полном порядке, вымыт и выбрит.

– Пошли скорей, – заговорщицки шептал он, – Женька уже чай замутил. Пошли в инсулинку. Меня Лёней кличут.

– Виктор.

– Значит Витьком будешь.

– Что это ещё за инсулинка? – Виктор всё ещё не мог проснуться.

– Палата специально для тех, кого лечат инсулиновым шоком, – пояснил Лёня и зашаркал к выходу. Инсулинка оказалась на удивление маленькой палатой на шесть коек. И чистой. И всего двое больных, если не считать косматого, коренастого мужчины лет сорока.