Собрание произведений. Шестидесятые. Том 1   ::   Жванецкий Михаил Михайлович

Наша самодеятельность приникла к окнам,

Ромын батька, футболист и партизан Аншель Кац, раз-

носил рыбу и разливал коньяк. Мать двоих детей Каца

сыпала в бульон мондалах, сосед по коммуне, район-

ный прокурор Козуб, в коридор от ненависти не выхо-

дил, ибо опять они здесь что-то затевают.

          Райкин был нечеловечески красив — это он умел.

Песочные брюки, кофейный пиджак, платочек и сороч-

ка — тонкий довоенный шелк, и это при таком успехе,

и это при такой славе, и это у Каца дома, и это вынести

было невозможно, и мы молча пошли на бульвар

и молча пошли на работу. Особенно я. Я тогда работал

сменным механиком по портовым кранам и уже полу-

чал сто пять рублей.

          В голове вертится фраза:

— Почем клубника?

— Уже шесть.

— Простите, вчера была пять.

— Я же говорю, уже шесть.

          Первым сошел с ума Кац, вторым я. Я стал получать

его письма в стиле апреля 1960 года и с тем же право-

писанием. «И тогда сказал Аркадий Исаакович: "Сей-

час мы едем прописываться", — и мы сели в большую

черную машину, не знаю, как она называется, и поеха-

ли в управление, и он сказал: "посиди", и он зашел к ге-

нералу, а я совсем немного посидел, и он вышел и ска-

зал: "Все в порядке", — и мы поехали обратно, и нас все

узнавали, и мы ехали такие щастливые».

          Как мне было хорошо читать эти письма, сидя на

куче угля, прячась от начальства, и только один раз

пришло письмо вдвое толще, в том же библейском

стиле.

          «И тогда он сказал мне: "Завтра у нас шефский кон-

церт, может, ты попробуешь что-нибудь свое?" И я про-

чел твой монолог, и его хорошо принимали, и он ска-

зал: "Мы включим тебя с этим монологом в избранное".

Я посылаю тебе программку, посмотри там в глубине».

И только тут я заметил, что держу во второй или в тре-

тьей руке программу, развернул — и сошел с ума…

          Что мне было делать на той куче угля, и каким же

я был, если б сказал своему начальнику Пупенко:

«Смотрите, вот программа Райкина, а вот моя фами-

лия». И я полез в трюм, где сломалась выгребальная

машина С-153, что выгребает уголь на просвет под

грейфер, и только слеза на пыльной щеке — благодар-

ность себе, судьбе, Кац-Карцеву-Кацу и сказочному

стечению обстоятельств.

          Как все евреи тянут друг друга, так Кац потащил

за собой Ильченко, который к тому времени уже что-

то возглавлял в пароходстве и уже приобрел первые

навыки в демагогии и безапелляционности. Если

б мы его не показали Райкину, он был бы замминист-

ра или зампредоблсовпросра или предзамтурбюро

«Карпаты» з пайкамы, з персональной черной, з хра-

пящим шофером в сдвинутом на глаза кепаре, вiн

кожний piк вiдпочивав бы в санатории ЦК «Лаванда»

у «люксе» з бабою, з дитямы, гуляв по вечерам до мо-

ря, по субботам напывавсь у компании таких же дун-

дуков, объединенных тайным знанием, что эта систе-

ма ни к херам не годится, и в любом состоянии решал

бы вопросы з населением. Находясь з ним в крайней

вражде.

          «Понаехали тут деревья защищать отовсюду, з Тур-

ции, з Израиля. Я им говорю: "Та хто ж те деревья хо-

тел рубать?" Поналетели защищать чи евреи, чи не ев-

реи, мне все равно. Я им: "Та хто ж их хотел рубать те

деревья, ну производим плановое прореживание буль-

вара, упорядочиваем вид з моря, з моря тоже ж кто-то

смотрит на город…" Поналиталы. Демократия. Вона,

выпустили на свою голову джинна».

          Так вот Ильченко волевым решением поменял сча-

стливую судьбу зампредминистра решающего на

жизнь артиста воплощающего, постепенно втянулся,

наладил связи и теперь его не застанешь и не найдешь,

и только за городом слышен его мощный голос: «Рабо-

тать надо, товарищи, ищите автора, перебирайте лите-

ратуру.