Заторская канония   ::   Гашек Ярослав

Право ловить рыбу в Скаве принадлежало исключительно канонии, и Борунский обязан был еженощно следить за тем, чтобы никто другой не закидывал в реку своих удочек. Но неужто же Борунскому бродить ночью по прибрежным кустам, по камышовым зарослям и болотам? Канония не рухнет, если кто и выловит рыбку-другую, рассуждал он и, вернувшись из трактира, спокойно оставался дома, немного шил и укладывался на боковую.

Что теперь делать?

Весь день он провел в страхе. Чем кончится разговор с начальством? В последний раз он выходил сторожить ночью реку четырнадцать лет назад. Ох, грехи тяжкие!

И вот, весь дрожа, он стоит перед каноником Можевским, нервно комкает в руках фуражку и ждет, что сейчас ему бросят в лицо такие слова, как «нечестный человек», «укрыватель браконьеров», «висельник», — короче, прохвост.

Но каноник заговорил с ним очень мягко:

— Знаешь, Тадеуш, почему я призвал тебя? Мне известно, что ты всегда достойно исполняешь свои нелегкие обязанности, мы ведь знакомы с тобой немало лет. Ты, конечно, усердствуешь и ходишь дозором где-нибудь далеко, а тут, под самыми окнами канонии, каждую ночь удят рыбу.

— Не может быть, я об этом и мысли не смел допустить! — с прояснившимся лицом начал врать Тадеуш Борун-ский. — Везде я хожу: и у Черного дола и у перевоза — и никого не поймал.

— Нет, я тебе верно говорю, — возразил каноник. — Вчера ночью разболелась у меня голова. Открыл я тогда окно и вижу при лунном свете, сидят рядком на бережку с удочками… Пожалуй, лучше всего будет искупать кого-нибудь из них. Река тут неглубокая, по колено, никому никакого худа не случится, кроме того что вымокнет. Завтра возьми с собой кухаря и кучера и в одиннадцать часов выходи на обход сюда, под окна. За каждого пойманного — отдельная награда. Кого увидите, хватайте — и в воду. В другой раз не полезет. Понял?

— Понял, пан благодетель,

— Ну, добро!

С этими словами Борунский был отпущен. Как легко стало у него на душе! Искупают кого-нибудь, да еще плату за это получат, а главное, уважать его больше будут. Все теперь скажут: «О, наш пан Тадеуш — серьезный человек, с ним не шути!» В общем, хватай каждого — и в воду.

Настала ночь. Месяц временами появлялся в разорванных тучах; Скава тихо несла свои воды в камышах.

Часов в одиннадцать по берегу легким шагом проходили Тадеуш, кухарь и кучер. Тадеуш тихо шептал им распоряжения. Как кого увидят — в воду! Вот они подошли к саду канонии. На берегу, под самой оградой сада, чернела фигура какого-то человека, который то и дело озирался.

— Учуял что-то, видите, как осматривается, — прошептал Тадеуш спутникам на ухо. Он дрожал от возбуждения. — Теперь тихо надо подойти… Не то заметит!

Три человека крались к тому, кто был на берегу. Вот их отделяет от него уже только узкая полоска камышей. Ага!

Две пары мускулистых рук схватили подозрительного и с большим шумом спихнули его в неглубокую чистую Скаву; человек, плюхнувшись в воду, сейчас же закричал жалобно:

— Помогите! Я каноник Ян Можевский!

Бедный каноник вышел посмотреть, как будет Тадеуш исполнять приказ, и стал жертвой его рвения.

Когда перепуганные сторожа вытащили каноника, вид у него был плачевный, но еще несчастнее выглядел Тадеуш Борунский, так что даже пострадавший, отжимая воду из одежды, усмехнулся:

— Ты не виноват. Кто другому яму копает… Он не закончил, так как Борунский, видя, что каноник улыбается, воскликнул:

— А награда-то нам достанется?.. От такого купанья канонику достался насморк, а Тадеушу ничего не досталось. Счастливые люди!