Гобелены грез   ::   Джеллис Роберта

Взамен он использовал собственное лексическое изобретение — «Fer-main» [6] — и стал сэром Оливером Фермейном

Вильям Бастард, жестокий и умный правитель, умер своей смертью. Его сын, Вильям Руфус (Рыжий), человек еще более жестокий, но далеко не столь умный, был сражен стрелой во время охоты всего через несколько лет после смерти отца. Ему наследовал брат Генрих, самый младший сын Вильяма Первого. Он был умен, как и его отец, и также умер в своей постели, но не оставил после себя живых сыновей, ибо его наследник утонул при переправе через пролив. Перед смертью Генрих заставил своих буйных баронов поклясться, что они признают королевой Матильду, единственное оставшееся в живых его дитя. Однако со смертью Генриха исчезла и его сильная власть над баронами, некоторые из них отреклись от этой клятвы и пригласили на трон племянника Генриха — Стефана из Блуа. Так были посеяны семена гражданской и межгосударственной войн: и в самой Англии нашлись бароны, которые остались верны клятве, данной королю и Матильде, и на севере в Шотландии король Дэвид посчитал долгом оказать поддержку своей племяннице. Вся страна так и бурлила и полнилась самыми разными слухами. Владелец древнего Железного Кулака, новый сэр Оливер Фермейн, приготовился к обороне Джернейва, зная, что Дэвид, по всей видимости, не отважится оставить столь мощную крепость, оседлавшую главный торговый и военный путь из его королевства в Англию, в руках того, кто не стал бы присягать ему на верность и мог бы нарушить его замыслы.



Глава I

Конь с трудом плыл через предательский брод, и всадник еле удерживался в седле. Оцепеневший от холода и истощения, он единственный раз бросил отчаянный взгляд на угрожающе громоздящийся над ним каменный кулак, верхние суставы и фаланги которого только что позолотило восходящее солнце. Были видны стены крепости, выдававшиеся над скальными выступами, напоминая неуклюжие безобразные кольца на пальцах этого кулака, но всадник знал, что от взоров прогуливавшихся по ним стражников он пока скрыт. Конь проваливался и скользил среди льда и камней на отмели, но, наконец, выбрался на твердую почву. Когда он пошел по тропе, вьющейся у подножия самого большого выступа, человек сумел собрать силы, чтобы поднять голову и осмотреться. Узкая береговая полоса была чиста и свободна. Кровь не запятнала скал, трупы не испакостили реку своим зловонием.

Всадник слишком устал, чтобы улыбаться, но вздохнул с явным облегчением после того, как убедился собственными глазами, что люди на северной стене не солгали, что он и в самом деле не опоздал со своим предупреждением. Он пришпорил коня, который перешел с усталого шага на резвую рысь. Касание шпорой имело отношение скорее к нетерпеливости всадника, чем к расстоянию, которое ему еще оставалось преодолеть. Всего лишь за несколько длинных прыжков конь вынес его к тому месту, где с утесом смыкалась каменная кладка стены, построенной римлянами, ремонтировавшаяся и укреплявшаяся на протяжении столетий. Река поворачивала вслед за изгибом холма, и берег, по которому бежала узкая дорога, имел ширину не более пятидесяти футов на протяжении примерно четверти мили. Но всаднику не было необходимости заезжать так далеко. Тот вход, который он искал, был рядом.

Он услышал оклик стражи, собрался с силами и прокричал в ответ:

— Здесь Бруно, сын Берты!

Он не знал, как отнесутся к этому имени теперь, после стольких лет отсутствия; кое-кто из воинов, наверно, мог бы его вспомнить. Но, как бы то ни было, одинокий человек не представлял угрозы для крепости Джернейв, и когда он приблизился, ворота были открыты. Он проехал сквозь них без повторных окликов и резко свернул влево, чтобы попасть на узкую дорогу между стеной и склоном холма, над которым возвышался Джернейв — древний Железный Кулак.