Грех межзвездный   ::   Фармер Филип Хосе

Однако Ольвегссен явно не был настроен на беседы, он кивнул Хэлу, буркнул «алоха» и прошел мимо. Старикан так и не отвык от словечек времен своей молодости.

Ярроу вздохнул с облегчением. Прежде думалось, он с жаром бросится рассказывать о своем визите к франкоязычным туземцам в заповедник, но вот вернулся, и как-то вовсе расхотелось. Потом. Может, завтра. Но не нынче.

Остановился у лифта. Дежурный в один, взгляд определял, кому из ожидающих проходить без очереди. Когда дверцы лифта раздвинулись, дежурный кивнул Хэлу и сказал:

– Авва, проходите первым.

– Благослови вас Сигмен, – ответил Хэл. Вошел в лифт и стал к стеночке у дверец, дожидаясь, пока в порядке очередности опознают и пропустят остальных.

Долго ждать не пришлось, дежурный работал здесь давно и почти всех знал в лицо. Тем не менее, порядок есть порядок. И то кого-то повышают по службе, то кого-то понижают. Если дежурный ошибется и не учтет какой-нибудь из этих перемен, вмиг заложат. И долой. Раз он столько лет держится, значит, человек на месте.

В лифт набилось сорок особей, дежурный щелкнул кастаньетами, дверцы закрылись. Лифт взял с места так, что у всех коленки подогнулись. Все быстрей, все быстрей. Одно слово, экспресс. На тридцатом этаже первая остановка, дверцы открылись, но не вышел никто. Оптический датчик сработал, закрыл дверцы, и лифт продолжил подъем.

Никто не выходил еще три остановки. На четвертой вышла половина народу. Хэл глубоко перевел дух: если толпа на улице и в цокольном этаже была просто толпа, то здесь, в лифте, поберегись – размажет по стенке. Еще десяток этажей все в том же молчании, каждый и каждая на вид поглощены тем, что излагают по правдомету с потолка. Наконец дверцы открылись на этаже Хэла.

Коридор был пять метров в ширину, в это время дня просторно. «И надо же – ни души!» – обрадовался Хэл. Откажись он пару минут поболтать с кем-нибудь из соседей, это нашли бы странным. Пошел бы слух, а раз слух, значит, нервотрепка и, по меньшей мере, объяснение с АХ'ом этажа. Прочувствованная беседа, чтение вслух и один Посредник знает, что еще.

Прошел сотню метров. Завидел дверь своей пука и замер, как вкопанный.

Сердце вдруг замолотило, руки затряслись. Был порыв развернуться и – обратно в лифт.

А это, сказал он себе, поведение предавшегося антиистиннизму. Подобное недозволительно.

И до прихода Мэри остается еще поболе четверти часа.

Толкнул незапертую дверь (на этажах спецов – никаких запоров, уж это ясно!) и вошел. Стены тускло засветились и через десять секунд раскочегарились на всю катушку. А заодно с ними и трехмерка во всю стену напротив двери и актерские вопли оттуда. Аж подскочил. «Сигмен великий!» – процедил сквозь зубы и по-быстрому вырубил трехмерку. Так и знал, что Мэри оставит трехмерку на взводе, чтобы врубилось, чуть он в дверь. Тысячу раз ей было говорено, что он этого не выносит, так что забывчивость тут ни при чем. Значит, хоть с умом, хоть без ума, а сделано нарочно.

Передернул плечами и сказал себе, что с нынешнего дня перестанет обращать внимание. Чтобы увидела, что перестало раздражать. Может, тоща прекратит.

Но ей опять же может взбрести в голову: мол, чего это он ни с того ни с сего примолк насчет ее забывчивости. С нее станется продолжать в надежде, что он в конце концов психанет, выйдет из себя и наорет. И тогда еще раунд останется за ней, потому что она-то сдержится, будет изводить его игрой в молчанку и затравленным видом, отчего он только вдвое разозлится.

Вот тогда-то она, конечно, исполнит свой долг, как это ей ни больно. Попрется в конце месяца к участковому АХ'у и заложит. А это значит, еще один крестик к прочим в его Сводке Нравственности, который придется стирать усердными трудами.