Медовый месяц с похитителем   ::   Рис Элеонора

И хотя Эмбер трудилась три года над диссертацией «Иностранные языки и туризм», собираясь в дальнейшем работать в фамильной фирме, тетя Белла запротестовала, заявив, что племянница скоро станет матерью и ей незачем заботиться о карьере.

Но тут Эмбер заупрямилась. Дело не в деньгах: завещание дедушки обеспечивало ее более чем достаточно. Но пуританский склад ее натуры восставал против паразитирования на бизнесе, в процветание которого она не вложила своего труда. И Эмбер обратилась в управление компании, где и получила место, соответствующее уровню ее знаний.

Вспоминая, как рассердилась тетя Белла, Эмбер стала по привычке крутить кольцо на среднем пальце. Саймон, к несчастью, поддержал мать. И хотя Эмбер говорила, что тоже хочет иметь детей и будет счастлива, когда они появятся, но в душе надеялась, что это произойдет не очень скоро…

Она тряхнула головой, как бы разгоняя назойливые мысли, давившие на ее усталый мозг. Наверное, все невесты испытывают то же самое. Правы были коллеги: ей надо выспаться… Но, представив себе, как она будет возвращаться в поместье «Холл» и осторожно взбираться вверх по лестнице в спальню, а потом ложиться на свою узкую кровать, Эмбер ощутила дрожь, какую испытывают люди, страдающие клаустрофобией.

Сейчас она свободна… Вольна идти куда захочет, и сами ноги повели ее по тропинке, ведущей в чащу леса. Там у нее было заветное место; маленькой девочкой она, бывало, забиралась туда «подумать». Почему вдруг она вспомнила о своем «уединенном убежище»? Прошло лет семь или восемь, как она последний раз посетила этот тихий уголок в лесу. Почему она перестала сюда приходить?

Ей показалось, что ответить на этот вопрос очень важно именно сейчас. Но память изменила ей, и она не могла припомнить, по какой причине прекратились ее визиты сюда.

Поскользнувшись на тропинке, влажной после дождя, Эмбер сбросила туфли на высоких каблуках и взяла их в руки. Земля была прохладной.

Эмбер решила, что непременно должна посетить свое тайное пристанище «для размышлений». Там ее осенит, и она будет знать, что делать дальше.

Она могла туда добраться даже с завязанными глазами – прежде приходилось бывать там часто и в разное время суток. Помнится, пятнадцатилетней девочкой, уже не ребенком, но еще и не женщиной, тоскуя по умершей матери, она часто по ночам выбиралась через окно спальни, используя в качестве лестницы ветви яблони, и шла, босая, как сейчас, к заветному приюту – ноги сами несли ее туда.

Лесистый холм, по которому Эмбер взбиралась, становился все круче.

Спотыкаясь о корни деревьев и цепляясь одеждой за ветви кустарника, она продолжала путь впотьмах. Узкого покроя вечернее платье сковывало ее движения. Она приподняла подол, уронив при этом туфли. Когда на легком платье затрещали швы, Эмбер со страхом представила себе, как тетушка Белла будет ей выговаривать: «Вот уж нескладный ребенок!.. Когда ты наконец станешь аккуратной девочкой?..» Эти слова, казалось, вернули Эмбер назад, в детство, и она вновь ощутила стыд и неловкость, как в те далекие времена. Но тут же возник и дух протеста, который всегда жил в глубине ее существа, правда со временем утратив свою остроту.

Вдруг, сама не зная почему, Эмбер остановилась и раскрыла молнию на спине. Спина ее обнажилась, и прохладный ветерок ласково коснулся разгоряченного тела. Под платьем была шелковая комбинация – подарок Саймона к свадьбе.

Эмбер подвигала плечами, и легкое платье, соскользнув, упало к ногам.

Подняв его с земли, она продолжила путь по знакомой тропе, как в прежние времена – с той лишь разницей, что тогда на ней была ночная рубашка. Здесь, среди близкой ей природы, она чувствовала себя непринужденно, легко.

Эмбер тряхнула головой, и ее рыже-каштановые волосы посыпались из-под заколки, выпустив на волю пышные локоны.