Наследство   ::   Майкл Джудит

Поль убрал волосы, которые непослушными прядями ложились на лицо Лоры.

— Ты такая бледная, любовь моя. Тебя волнует вечер? Или просто дело в твоем костюме? Ты должна быть в черном? В конце концов, мы идем не на похороны. Мы идем в дом Оуэна слушать, как Паркинсон будет читать завещание.

— Это то, в чем я хочу быть, — ответила Лора. — Чтение завещания — как вторые похороны, правда? Мы продолжаем захлопывать за ним дверь его жизни. — Она выскользнула из его объятий. — Нам не пора идти?

— Да. — Он запер двери квартиры, и они спустились на два пролета лестницы и попали в крошечный коридор. Их встретили и подхватили волны августовской жары Бостона, от которой дрожали и колебались листья деревьев, будто отраженные в воде. Дети играли на траве, сонные от добела раскаленного солнца, а яхты на глади залива были похожи на ослепительно белых птиц, опускающихся и снова взмывающих над прохладными волнами.

— Я забыл, что будет так жарко, — пробормотал, Поль, стягивая пиджак. — Ведь странно думать об Оуэне здесь, в городе, он же проводил август на Кейп-Коде.

Они дошли до машины, и как только отъехали, он сразу включил кондиционер.

— О Боже, я так скучаю по нему. Ведь прошло почти три недели, а я продолжаю думать о нем, как о живом: что увижу его за обедом и. услышу, как он опять будет говорить мне, чему я должна себя посвятить и как мне распорядиться моей жизнью.

Лора села поближе к Полю, и он держал ее за руку, когда они проезжали под аркой деревьев вдоль Коммонуэлс-авеню.

— Если бы не было тебя, — тихо сказал он, — я бы чувствовал, что потерял точку опоры.

— Я тоже. — Она сжала его руку, отвечая на прикосновение, чувствуя рядом его плечо, его силу и желание, которое вспыхивало, когда они прикасались друг к другу. Где бы это ни было, и чем бы они ни были заняты, остальной мир исчезал, оставляя их наедине со страстью, которая неуклонно росла с того дня, как они встретились два года тому назад, когда он наконец-то заметил ее.

— Я тоже, — еще раз повторила она. Потому что, хотя у нее был брат Клэй и семья Поля, которая приняла ее четыре года назад, когда ей было восемнадцать, и сделала все, чтобы она чувствовала себя членом семьи, Оуэн был главой семьи, который обожал ее и был центром ее жизни. Она тоже боготворила его, пока не встретила Поля. Потом она привязалась к ним обоим. А сейчас, когда она все еще чувствовала себя очень молоденькой и неуверенной, и еще не начала заниматься тем, чем хотел бы Оуэн… Но он умер, и остался только Поль, чтобы заботиться о ней.

— Как ты думаешь, мы долго там пробудем? — спросила она. Ей совсем не хотелось видеть, как все соберутся в доме, где она так счастливо жила и все еще живет, хотя большую часть времени с тех пор, как умер Оуэн, она проводила с Полем, и слушать, как семейный адвокат читает завещание, когда она так тосковала и хотела услышать голос Оуэна. Ей совсем не хотелось слышать, как сыновья Оуэна, Феликс и Аса, обсуждают, что наконец-то вольны делать все, что считают нужным, с гостиничной империей, которую их отец строил с такой любовью и гордостью, а их планы совершенно отличны от тех, которыми делился с ней Оуэн за последние годы, вплоть до постигшего его удара.

— Не знаю, — ответил Поль, сворачивая к Бикон-Хилл и стараясь отыскать место, чтобы припарковать машину рядом с огромным домом Оуэна. — Это простая формальность. Феликс и Аса получают основной пакет акций компании, принадлежащей Оуэну, женщины получают достаточно, чтобы чувствовать себя счастливыми, а я получу какой-нибудь символический подарок, потому что он любил меня, даже несмотря на то, что знал, что я предпочту фотокамеру самой престижной работе в его гостиничной империи. Наверное, Паркинсону потребуется полчаса на чтение всего завещания.