Огни Парижа   ::   Картленд Барбара

Эта недолгая речь утомила mademoiselle. Едва дыша, она лежала совершенно обессиленная. Помолчав немного, Линетта задала мучивший ее вопрос:

– Тогда на что же мы жили?

– На мои сбережения.

– О нет, mademoiselle! Как вы могли быть так добры, так великодушны, так щедры? Мне следовало найти работу. Я не должна была позволять вам тратить на меня свои деньги!

– Они предназначались тебе; при других обстоятельствах ты бы получила их после моей смерти, – ответила mademoiselle. – Но теперь, моя любимая, их больше нет… они кончились…

Она судорожно вздохнула и продолжила:

– Когда я умру, продай все и на деньги, вырученные за дом и обстановку, поезжай в Париж. Я не в силах написать моей племяннице, но ты напиши сама… Напиши письмо от моего имени, а я подпишу его.

– Вы думаете, она захочет помочь мне? – засомневалась Линетта.

– Мари-Эрнестина – добрая девушка. Она… она присмотрит за тобой и найдет тебе работу… у mademoiselle Антиньи перехватило дыхание, и Линетта проворно взяла со столика флакон с лекарством.

Заботливо поддерживая старушку, девушка подала ей таблетку и поднесла к губам стакан с водой.

Проглотив лекарство, mademoiselle Антиньи устало откинулась на подушки, закрыла глаза и несколько минут лежала без движения.

Отдохнув, mademoiselle Антиньи снова заговорила:

– Как я уже говорила, Мари-Эрнестина – добрая девушка. Я помогала ей, пока ее мать… не забрала к себе в Париж. Бедняжка Мари-Эрнестина! – Старушка вздохнула. – В отчаянии она спряталась на чердаке. Ей так не хотелось уезжать! Она писала мне потом о пансионе при монастыре, куда ее определил друг ее матери. И с тех пор она продолжала писать мне… каждое Рождество.

– Да, я помню, как вы радовались, получая ее письма, – подтвердила Линетта.

– Мари-Эрнестина, видимо, нашла себе в Париже хорошее место, – продолжила mademoiselle Антиньи. – Она не писала мне, какое именно, но ее мать служила в нескольких высокопоставленных семействах. На последнее Рождество Мари-Эрнестина сообщила мне свой новый адрес – авеню Фридлянд.

Собрав последние силы, mademoiselle приступила к главному.

– А теперь – письмо. Пиши, дорогая, – сказала она, и Линетта повиновалась.

Это письмо вселяло в нее уверенность и давало надежду, когда mademoiselle скончалась и дом, в котором Линетта жила с тех пор, как начала себя помнить, был продан.

Линетта понимала, что советы mademoiselle были мудры. Одной ей жить нельзя. В Париже, говорила она себе, Мари-Эрнестина найдет ей какую-нибудь работу, у нее будет друг, к которому она сможет обратиться, оказавшись в затруднительном положении.

Как мало людей, оказывается, она знала в своей жизни! Ее мать и гувернантка – вот и все, с кем она общалась.

Маленькая деревушка Окли, в которой поселилась ее мать после своего замужества, находилась в ужасной глуши. Единственной связью с городом была почтовая карета, маршрут которой проходил через Окли, но местные жители очень редко куда-либо выезжали. Ее мать, насколько Линетта могла помнить, никогда не ездила в Оксфорд. Миссис Фалейз устраивала жизнь в небольшом домике с садом, за которым она ухаживала сама.

«Наверное, у мамы нет знакомых англичан, потому что она француженка», – взрослея, часто думала Линетта.

Но подлинной причиной их уединенной жизни было нежелание ее матери встречаться с посторонними. Одиночество нравилось ей, и только когда Линетте исполнилось одиннадцать лет, с ними поселилась ее старая наставница, mademoiselle Антиньи.

Mademoiselle много лет обучала детей в аристократических семьях в Англии и во Франции. Последнее ее место было в английской семье, глава которой предоставил ей для житья маленький деревенский коттедж.

Поначалу mademoiselle навещали некоторые ее бывшие ученицы, ныне элегантные светские дамы.