Основной инстинкт   ::   Истерхаус Джо

— Надо думать не с восьмидесятилетней старушенцией, — сказал Моран.

Ник взглянул на тело, лежащее на кровати.

— Чем это его так отделали?

— Ломиком для колки льда, — ответил Харриган, протягивая Нику Каррану прозрачный пластиковый пакет с уликой. Там лежал ломик для колки льда со следами запекшейся крови.

— Это его личная вещица. Изучи ее повнимательнее. Ты узнаешь, как он пахнет. Почувствуешь его самого. Сколько он получил ран?

— Больше десятка, — сказал коронер. — Три или четыре неглубокие, но восемь или около того… от каждой из них он легко мог бы умереть. Ведь он был привязан к спинке кровати и через две секунды истек бы кровью. Дюжина проколов буквально изрешетила его тело. Шея Боза вся в дырках, как дуршлаг, господи спаси.

— А где вы нашли его, ломик для льда? — поинтересовался Карран.

Лазер подобрал что-то на кровати, влажные пятна выделялись на белье, точно темные синяки на избитом теле.

— Этими пятнами изукрашены все простыни, — сказал парень из оперативной команды. — Из него вышло с полгаллона крови.

— Очень впечатляет, — сказал Ник.

— Он отдался сам до того, как отдал концы, — сказал Гас Моран.

— Кончил два дела разом, — добавил Харриган со смешком.

— Прекратите, — сурово сказал Талькотт. — Джентльмены, это должно остаться в тайне. Мистер Боз был главным спонсором кампании по избранию мэра. Он был председателем совета директоров Дворца изящных искусств...

Гас нахмурился.

— А я думал, он звезда рок-н-ролла?

— Он бывшая звезда рок-н-ролла, — ответил Уокер.

— В Сан-Франциско рок-н-ролл — искусство, Гас, — сказал Ник.

— Мистер Боз был любимцем публики, очень респектабельным человеком с развитым чувством долга перед обществом, — строго сказал Толкотт.

Успехи хозяина лишь упрочили репутацию его клуба в нижней части города — в Филморе. Некогда этот район славился своей приверженностью серьезному джазу и тяжелому рок-н-роллу. Ныне он стал местом отдыха золотой молодежи, славящимся модными и очень солидными клубами, ресторанами с дорогой кухней на заказ и магазинчиками самого разного толка.

Полицейские, слушавшиеся Толкотта, подумали, что тело, валявшееся на кровати, вовсе не выглядело, как мистер Нечто Особенное, не говоря уж о респектабельности и развитом чувстве долга перед обществом.

— А это что такое? — спросил Гас, разглядывая кучку белого порошка на зеркале, которое лежало на столе возле кровати.

— Ого, — сказал Карран, — я сказал бы, что на первый взгляд это похоже на очень респектабельный кокаин с развитым чувством долга перед обществом. То есть, мне так кажется. Я могу, конечно, и ошибаться…

Но Толкотт сделал вид, что не заметил иронии Ника. Он заговорил ровно, спокойно, но в его голосе звучали ледяные нотки.

— Послушай, Карран. Я сам займусь этим расследованием. И не допущу никаких ошибок.

Ошибки на языке Толкотта вовсе не означали просчеты в работе полицейских, он имел в виду их действия, которые таили в себе политическую угрозу для управления и его начальства.

— Слушай внимательно, Гас, — сказал Карран, — никаких ошибок.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал Моран.

— А большего от нас и не требуется, правда?

— Правда. И кто же его подружка?

— Ее имя Кэтрин Трэмелл: Дивисадеро, 2235.

— Еще один славный райончик, — заметил Моран. — Сейчас мы прокатимся с ветерком из Багдада к заливу. Тьфу, простите. Забыл. Теперь это место мы больше так не называем.

— Пойдем, Гас, — сказал Карран, направляясь к двери.

На лестнице, вдали от чужих ушей, Гас Моран сказал:

— Надо же. Толкотт при полном параде явился сюда ни свет ни заря. Обычно его и палкой из управления не выгонишь.

— Да, — сказал Карран. — Должно быть, Джонни Боз и мэр были крепко связаны.