Первая и единственная   ::   Марчик Георгий

Где я взял деньги, она меня действительно не спросила. А взял я их в «долг» у одного пьяного, в ресторане. В туалете. Потом решил еще раз одолжиться таким же образом у одного симпатичного дяди. Говорю ему: «Вытряхни-ка быстренько свои карманы, а то мне расплатиться не хватает. Да поживей, мне некогда». Дядя заулыбался: «Понимаю. Сейчас. Вот только застегнусь». Застегнулся, вытащил шпалер и на меня: «Добегался, буланчик!» «Я пошутил, говорю. Вы меня не так поняли.» «Ты прав, говорит. Я таких шуток не понимаю».

Вскоре меня судили, и я попал в колонию. Вначале я пробовал в зоне корчить этакого «вора в законе», но потом поохладел, призадумался. Живешь, как на вокзале в ожидании. Только поезд придет за тобой спустя целую вечность.

Стал выходить на работу, старался не нарушать установленных в колонии правил. Послали на «химию», потом попал под амнистию.

Вышел на свободу, насвистывая, мол, а нам все равно. Но, честно говоря, я был напуган. Впрочем преступником в душе я себя никогда и не считал. Подумаешь, взял у пьяного дурака деньги на подарок женщине. Какое же это преступление? Пугала мысль: неужели и я такой же, как все другие в колонии. Лица серые, потухшие глаза. Вспоминать не хочется. Всех этих мужиков, пацанов, блатных, опущенных, с которыми коротал срок. Многие жили без всякой надежды, не впрягались — лишь бы отмазаться. Хотя попадались, конечно, и приличные ребята.

На свой завод возвращаться не захотел. Может потому, что было стыдно встречаться с бывшими товарищами по работе. Не знаю. Устроился на другой завод. Буду откровенен — я вышел на свободу все тем же легкомысленным парнем, хотя и был поколеблен в своем «крэдо». Вскоре меня вновь потянуло на «красивую жизнь», а какая она представления об этом были у меня весьма своеобразные. Мне бы чуть больше подумать о своей судьбе. Чуть серьезней поразмыслить, все взвесить, а потом уж и пошагать вперед. Так нет. О чем долго думать с такой подмоченной репутацией. Все равно, решил я, веры мне больше не будет. Отдамся-ка я на волю волн, авось они куда-нибудь вынесут. Устроился шофером — имел права. Увы, жизнь полна злоключений.

На новом месте я тоже долго не продержался. Не прошло и месяца как ко мне с улыбочкой подкатил один фиксатый. Так у меня сердце и екнуло. Нашли. «Ждать тебя будет сегодня вечером один знакомый там-то и там-то. Придешь?» «Приду»…

А куда деваться? Надо идти. Пошел. Как чувствовал — ничего хорошего эта встреча не обещала. Оказалось ждал меня Гришка — старый вор-рецидивист с испитым ватно-серым лицом. Строгий ревнитель воровских законов. Приподнялся со стула и сунул согнутую лодочкой руку. Налил стакан водки, пододвинул «Пей!» «Потом!» — попробовал я отказаться. «Пей сейчас!» Выпил.

«Баранку крутишь?» — спросил он. «Да вроде того». «Машина нужна, хату одну будем брать». Я молчал, хотя и понимал, что должен ответить. Оглянулся — у двери стоял фиксатый, улыбался.

«Чего молчишь? — с вялой насмешкой спросил Гришка. — Косого помнишь?… Нет его уже на белом свете, царство ему небесное. Тоже хотел за-вязать… Ну, так как? Может еще выпьешь?»

«Мать у меня больная… — сказал я, отчетливо понимая, что все это зря. — Бели снова сяду — кранты ей».

Гришка нагнулся, быстрым движением выхватил откуда-то снизу острозаточенный сапожный нож «А вот это видел? — заорал он. — Всех сук на нож, всех…» Он отбросил нож и стал тыкать себе в шею двумя растопыренными пальцами, изо рта у него летела слюна, а глаза безумно сверкали. Он трясся как припадочный, разорвал на себе рубаху, обнажив худую, бугристо выпирающую вперед грудь.

Все шло как по писанному. Психическая атака должна была убедить меня в серьезности разговора. Затем, как и следовало ожидать, Гришка успокоился и вновь спросил, будет ли машина.