Сердце мое   ::   Лоуэлл Элизабет

Итак, вместо картин Элсворта Келли и мебели в стиле Сааринена (Элиель Сааринен — финский архитектор, считающийся основоположником национального романтизма в финской архитектуре.), которые, несомненно, выбрала бы Шелли для интерьера, Джо-Линн потребовала, чтобы во внутреннем убранстве этого ультрасовременного и многоуровневого дома из стекла и бетона господствовали причудливые завитушки и чересчур симметричные, напыщенные изгибы, характерные для эпохи Людовика Четырнадцатого.

А этот выбор определял уже и все остальное. Следствием его стали и тяжелая бархатная драпировка, заслонявшая прекрасные океанские просторы, и взятая напрокат хрустальная люстра, которая довольно странно смотрелась на пропускающем солнечные лучи потолке столовой.

«А попробуй только что-нибудь возрази. Удивительно еще, как это Джо-Линн не заставила владельца земельного участка побелить солнечные лучи, — подумала Шелли. — Или позолотить».

Вздохнув и тихонько выругавшись, Шелли отложила в сторону блокнот. На этот раз не было надобности отмечать в нем те явные или скрытые черты характера клиента, ориентируясь на которые Шелли пыталась подобрать наиболее удачные штрихи, завершающие оформление интерьера. Какова бы ни была индивидуальность Джо-Линн, эта женщина ее тщательно скрывала.

Конечно, внутреннее убранство дома было выполнено великолепно, но без малейшей оригинальности. Все достаточно красиво, но очень уж обыденно. Ничто не отражало особенностей личности Джо-Линн Каммингс, ее характера и пристрастий, не указывало на ее образование и личный опыт, разочарования и надежды, страхи и мечты…

Разочарованная, Шелли еще раз огляделась по сторонам в надежде на то, что она просто упустила нечто важное.

Нет, похоже, не упустила…

«И все-то моя клиентка прячет за таким вот ошеломляющим внешним лоском. Все это можно было с успехом позаимствовать из каталогов каких-нибудь музейных аукционов. Но, может быть, в следующей комнате… — говорила себе Шелли. — Может, каким-то чудом там еще не успела побывать полиция нравов Людовика Четырнадцатого…»

Нет, похоже, все-таки успела.

И так — комната за комнатой. Все в идеальном порядке, все на своих местах. Даже в комнатах для прислуги сплошная позолота и изысканность. Шелли просто задыхалась в этом хрупком и вычурном царстве золотого, белого и голубого.

Однако Шелли прекрасно понимала: дело вовсе не в декоре и мебели. И интерьер, и меблировка сами по себе были превосходны, как, впрочем, и всегда, когда за дело брался Брайан.

И все же это утомительное совершенство во всем не могло не вызвать в Шелли непреодолимое желание добавить несколько штрихов, которые бы ненавязчиво напоминали людям, что это все-таки дом, а не музей.

Шелли зевнула, отмахиваясь от своих мыслей о Джо-Линн с ее любовью к изысканности. Совершенно очевидно, что клиентке не хватает уверенности в собственном вкусе, и она просто не переживет, если что-то возмутит зеркальную гладь безупречного совершенства, сотворенного для нее Брайаном.

«Таким вот людям обычно легче всего угодить, — лениво подумала Шелли. — Обставь им комнату один к одному с музейными интерьерами, которые они недавно повидали, — и вот они уже готовы превозносить вас до небес. Собственных вкусов и стремления к новизне и переменам у них меньше, чем у какой-нибудь устрицы. Надеюсь, я все же найду в себе силы не уснуть, пока исполняю здесь свои служебные обязанности… Или хотя бы делаю вид, что исполняю».

Она еще раз оглядела комнату, но снова не нашла ничего, что могло бы хоть как-то оживить безупречность интерьера, наводившую на нее скуку.

«Наверное, Брайан и Джо-Линн все еще в саду, обсуждают, как оформить газоны и лужайки и какие статуи подойдут для этого больше всего. Белые, разумеется. Или… Интересно, продают еще сегодня где-нибудь позолоченных херувимов?» — с содроганием подумала Шелли.

А вдруг кто-нибудь да продает?..