Последний бой   ::   Мерфи Уоррен

Когда Эшли в своем простом ги вышел на ковер, то черные пояса захихикали. Некоторые заулыбались. Воин, с которым должен был сразиться Эшли, усмехнулся. Он был примерно того же возраста, что и Эшли, но тело его было более жестким, мускулистым и подвижным, ибо он тренировался с детства, а Эшли начал только в двадцать восемь.

Эшли почтительно поклонился, как полагалось перед началом поединка, но его соперник, явно разозленный насмешками Уинча, стоял неподвижно, не отвечая на ритуальное приветствие. В толпе зрителей послышался слабый ропот. Такое поведение было недопустимо. Ритуал был нарушен уже дважды. Сначала это сделал Уинч своими насмешками, теперь воин отказался от ответного приветствия.

Именно тогда, глядя в лицо своему противнику, Эшли понял, что тот намерен убить его. Он ощутил это нутром, его тело посылало ему сигналы о том, что жизнь находится в его собственных руках. Ему стало не по себе.

Эшли лихорадочно пытался избрать какую-нибудь из известных ему форм защиты, но рассудок подсказывал, что он не должен встречаться на татами с таким соперником. Все, чему он научился, не поможет ему выстоять против человека с ненавидящим взглядом карих раскосых глаз, искаженным лицом, оскаленными зубами и в любой момент готового к прыжку. Спасти его может лишь что-то совершенно необычное — а именно то, о чем говорил ему Уинч.

Над головой пылали прожектора. Уже не замечая толпы, усилием воли Эшли заставил себя приблизиться к мастеру, широко расставил ноги, чтобы принять устойчивую позицию, и, увидев яростный блеск в глазах воина «обезьяны» и ломаную линию его зубов, он резко выбросил вперед руку, ударив соперника в грудь.

Позже он будет всем говорить, что так и не понял, что произошло. Но, находясь там, в центре круга, он почувствовал, как его рука вошла в упругую грудь воина, чье тело после ответного удара перевернулось в воздухе вокруг руки Эшли, как спица колеса вокруг оси, и боец с грохотом упал на ковер. Эшли так и остался стоять с вытянутой рукой. Тело воина судорожно дернулось, и из-под шапки черных жестких волос на белом ковре появилась капля крови.

— Я только слегка толкнул, — словно оправдываясь, сказал Эшли.

Раздались слабые аплодисменты, и на ковер выбежал врач, а Эшли все повторял, что он лишь толкнул соперника. Так оно и было на самом деле.

Он поклонился зрителям, среди которых теперь было много взволнованных лиц.

— Жив, — сказал врач. — Он будет жить!

— Он жив, — объявил руководитель соревнований.

— Вероятно, у него только сотрясение мозга, — сказал врач. — Носилки. Давайте носилки!

Вот так все и началось. Потом был обед с Уинчем, во время которого Эшли узнал об ином понимании совершенства, пугающем в своей простоте. Всю свою жизнь Уильям Эшли имел диаметрально противоположное представление о совершенстве. Он наивно полагал, что достижение его и было целью всех восточных боевых искусств. Но оказалось наоборот — совершенство являлось их источником.

Как объяснил мистер Уинч, существовало учение, раскрывавшее природу вещей и путь к совершенству. В глубокой древности на Востоке был всего один вид боевого искусства. Он дал начало всем остальным, со своими различными законами и особенностями тренировки. И чем больше они отличались от основного учения, тем они становились менее совершенными.

— Я могу этому научиться? — спросил Эшли.

Они сидели в японском ресторане напротив Мэдисонсквер гарден, где подавали более или менее сносное териаки. Эшли ловко орудовал палочками, подцепляя овощи и кусочки мяса вместе с острым соусом. На тарелке Уинча лежала лишь горсточка риса, с которой он, казалось, никогда не справится.

— Нет, — ответил Уинч. — Нельзя вместить океан в коньячную рюмку.