Сломанная роза   ::   Беверли Джо

Конечно, можно было бы заночевать в Стоктоне, оставаться там хоть целый год, платя за кров и пищу рассказами о походе во имя господа. Но Галерана гнало вперед страстное желание поскорее оказаться дома. Вот почему они оказались первыми крестоносцами, вернувшимися после похода на эти земли.

Галеран купил в стоктонском порту лошадей, а затем пустился в путь, стремясь домой, как истомленный долгим бегом олень стремится к водопою.

Домой, к возлюбленной жене, Джеанне… Домой, к сыну, — к сыну, которого он ни разу еще не видел; к сыну, появившемуся на свет через девять месяцев после того, как его отец отправился в Иерусалим. А ведь именно из-за сына он взял меч и пошел воевать во имя господа, и именно из-за сына пожалел об этом решении. Да, он не раз хотел бросить все и вернуться домой, но оставался в рядах святого воинства даже тогда, когда от непрекращающегося кровопролития ему делалось дурно. Дело в том, что Галеран отправился в этот поход, чтобы вымолить у господа дитя своей плоти и крови, и господь в великой милости своей услышал его.

Джеанна дала сыну имя Галеран, но в своем письме сообщала, что будет звать мальчика Галлотом, — по крайней мере, пока тот не подрастет. Галеран не сомневался, что Галлот был зачат в их с Джеанной последнюю перед расставанием ночь, уже после того, как он надел плащ с красным крестом и дал обет освободить Иерусалим от язычников или погибнуть в бою за святое дело.

Теперь Галлоту, его первенцу, уже полтора года. Верно, он давно встал на ножки, конечно, уже хорошо ходит, но до сих пор ничего не знает об отце. Такой жертвой — тяжкой, но необходимой — оплатил Галеран рождение сына. Впрочем, и сам Христос никогда не говорил, что его крест будет легок…

Рыжебородый Джон, оруженосец Галерана, взял из его рук повод и увел норовистого коня, чтобы дать ему попастись. Галеран вздохнул и понял, что грезит наяву. Он очень устал, — как-никак почти всю прошлую ночь он провел в седле. Но помимо усталости его обуревало горячечное желание скорее оказаться дома, где ждали его жена и сын.

Галеран решился взять меч во имя господа с единственной целью: разрушить тяготевшее над ним и Джеанной проклятие бездетности. Тогда он и мечтать не мог, чтобы награда была дарована столь скоро. Божья милость была поистине безгранична, и рука Его щедра, но эта щедрость сковала Галерана цепями более прочными, чем закаленная сталь. Как мог он уклониться от намерения освободить Град господень теперь, когда господь отметил его дом благодатью своей?

Итак, несмотря на тяготы и разочарования, на лютую тоску по дому и ужасы, что видел он вокруг себя, Галеран не нарушил обета. Благодарный за явленное чудо — их долгожданное дитя, — он храбро и честно сражался до самого конца, до горькой победы, когда воины Креста вошли в Иерусалим.

Галеран тряхнул головой. Все это давно кануло в прошлое, и скоро он обретет долгожданную награду. Он возьмет на руки сына и наконец обнимет жену.

Как жаль, что он так мало мог почерпнуть из редких писем, доходивших до Святой Земли. Даже мысленно он не мог представить себе, каков сейчас его мальчик. Последнее письмо, что дошло до него, было написано, когда младенцу едва сравнялось три месяца. Джеанна добросовестно и подробно поведала о его внешности, смышлености, милых повадках, но того пухлого малыша уже не было, и уже не его первые улыбки являлись предметом родительской гордости. Безволосая головенка, о которой так сетовала Джеанна, должно быть, уже покрыта волосиками. Какие они? Темные, как у отца? Или совсем светлые, шелковисто-тонкие, как у матери?

Отец должен бы знать такие вещи…

То письмо догнало Галерана по дороге в Вифлеем, куда он скакал во весь опор, чтобы участвовать в освобождении города.