Свет и печаль   ::   Берристер Инга

Парадоксально, но при этом Сьюзен вовсе не казалась себе красавицей. Несмотря на то, что поклонники, в которых не было недостатка, часто считали иначе. Но, глядя на них, Сьюзен неизменно сжимала свои чувственные, чуть властно очерченные губы и спрашивала себя, что им на самом деле нужно — она сама или наследство, которое ей когда-нибудь достанется?

До помолвки Ларри, ее сводного брата, она никогда не осмеливалась считать себя столь бесценным подарком для мужчины, чтобы тот с радостью женился на ней и взял на себя заботу о ее благополучии. Отец некогда с лихвой обеспечил свою Сьюзен. Это было для него шагом вполне естественным. Ее мать, хрупкая, болезненная женщина, не пережила вторых родов. Она скончалась вскоре после появления на свет мертвого сына. Ее смерть чуть не сломила Алекса, отца Сьюзен, бывшей в ту пору шестилетней девочкой. Многие месяцы после этого он ни на шаг не отпускал от себя дочь. Смерть жены он целиком относил на свой счет. В свое время он вырвал жену из привычной спокойной и благополучной среды и заставил ее столкнуться с нелегкой жизнью с небогатым мужем, избравшим в жизни собственную дорогу и ни под каким видом не желавшим с нее сворачивать.

Родители Сьюзен поженились по страстной любви. Их брак до сих пор считался в Гринтауне пусть давним, но скандальным происшествием. В глубине души она думала, что ее мать была сильным человеком, вопреки мнению слегка старомодного в своих взглядах на женщин отца. Иначе разве та решилась бы оставить богатых родителей и родной дом со всей его роскошью, чтобы выйти замуж за сына садовника? В те годы вся городская пресса только об этом и писала. “Наша леди Чаттерлей” — таким “оригинальным” прозвищем наградили ее местные газетчики. Только смерть двадцатишестилетней женщины заставила прессу сменить площадной тон своих пошлых россказней. Когда Сьюзен выросла, она начала собирать газетные вырезки о матери и даже специально отправилась в местную библиотеку, чтобы собственными глазами прочесть эту историю в старых подшивках. С удивлением прочтя, что ее матери было всего восемнадцать лет, когда она убежала из дома, Сьюзен прониклась к ней еще большим уважением. Ее возлюбленному тогда только что исполнилось двадцать четыре. Они обвенчались и поселились на окраине города в дешевой и тесной квартирке. Тогда в порыве гнева и под давлением общественного мнения дедушка и бабушка Сьюзен отказались даже переписываться с заблудшей дочерью. Но этим дело не ограничилось. Дед Сьюзен в своем возмущении дошел почти до одержимости. Он не явился на похороны так рано скончавшейся дочки и запер дома жену, порывавшуюся все же пойти на кладбище. Спустя месяц отец Сьюзен получил от него письмо. Дед торжественно объявлял “похитителю” дочери, что если его внучка рассчитывает переступить когда-нибудь порог родного дома, заложенного еще первыми поселенцами, то должна непременно выйти замуж за человека, равного ей по социальному положению. То есть за уроженца того самого общества, которое некогда безжалостно изгнало мать Сьюзен и столько лет поносило ее устно и печатно.

С годами Сьюзен сознавала все острее, что горе оставило незаживающий след в душе отца и только укрепило его решимость непременно выдать дочь за человека из круга местных финансовых воротил. Сьюзен порой казалось, что только навязчивая идея о достойном с точки зрения отца замужестве дочери поддерживала в нем жизненные силы. Одна мысль, что кто-нибудь позволит себе бросить презрительный взгляд на его дочь, казалась ему нестерпимой. С годами отец сделался очень состоятельным человеком и мог позволить себе не только обеспечить дочь почти всем на свете, но и выдать замуж за мужчину, занимающего достойное положение в обществе.