Вальс сердец   ::   Картленд Барбара

Гизела часто ловила их взгляды, прикованные к его одухотворенному лицу, обрамленному длинными прядями слегка тронутых сединой волос, а ее мать однажды сказала мужу:

— Я ревную к этим ослепительным дамам, которые дарят тебя таким вниманием.

На что Пол ответил ей так:

— И совершенно напрасно, моя дорогая. Кроме тебя, в моей жизни нет ослепительных дам!

В отличие от многих артистов Пол Феррарис ценил счастье, которое дарит человеку дом и семейный круг. К. великому разочарованию поклонников и поклонниц, он крайне редко принимал участие в банкетах, устраиваемых после выступления, и торопился домой, чтобы поужинать вдвоем с супругой. Когда подросла Гизела, они стали проводить эти вечера втроем.

Смерть жены оказалась для Пола страшным ударом; он был сражен горем, и Гизела, которая очень любила отца, понимала, что должна помочь ему справиться с отчаянием. Но единственным средством была музыка, а после смерти жены Пол Феррарис перестал выступать.

Сейчас, глядя на отца, увлеченного беседой с фрау Бубин, Гизела думала о том, что здесь, в Вене, все должно измениться к лучшему. В то же время, видя круги у него под глазами, она понимала, что он очень устал.

Допив кофе с огромной шапкой взбитых сливок, Гизела сказала:

— Ложитесь спать, папенька. Завтра вам не нужно никуда спешить, и не будет этих ужасных поездов, на которые всегда боишься опоздать. Вы сможете спать, сколько захотите!

— Это очень благоразумно, — заметила фрау Бубин. — Да и вам тоже, Fraulein, следует хорошенько выспаться. Gute Nacht, и да хранит вас Господь!

С этими словами она вышла из комнаты, а Гизела, улыбнувшись отцу, воскликнула:

— Она замечательная! Теперь я понимаю, почему вы так хотели ее увидеть.

— Сейчас ей, должно быть, уже за шестьдесят, а она по-прежнему способна болтать с нами, словно юная девушка, и порхала вокруг, как пташка. — Оба засмеялись, а потом Феррарис добавил: — Завтра, когда мы с тобой как следует отдохнем, я покажу тебе Вену. Здесь я чувствую себя так, будто наконец-то вернулся домой.

Гизела подумала, что на самом деле так оно и есть, но вслух ничего не сказала, зная, как неприятно отцу любое напоминание о том, что он англичанин всего лишь наполовину.

Его отец, дед Гизелы, был ужасным педантом, и к тому же он был женат второй раз, а мачеха обращалась с пасынком очень жестоко.

Дедушка и бабушка Пола по материнской линии были австрийцами, и на каникулы он всегда уезжал к ним, а узнав, как тяжело живется мальчику с родителями, они вообще оставили внука у себя, и Пол стал жить в Вене.

Когда стало ясно, что он обладает блестящими музыкальными способностями, они отправили его в консерваторию и дали ему свою фамилию, которую он не менял.

— Нечего ждать, что тебя как музыканта воспримут всерьез, если ты носишь английскую фамилию, — с некоторым презрением заметила как-то бабушка. — Зато к человеку по фамилии Феррарис станут относиться по меньшей мере с уважением, а это — первый шаг на пути к известности.

Пол был разумным юношей и сразу понял, что ее слова не лишены здравого смысла, тем более что Англия была ему ненавистна и он не имел ни малейшего желания вспоминать об этой стране, где ему пришлось так много страдать после смерти его матери. Он всегда считал себя австрийцем, но Гизела частенько подмечала в нем типично английские черты характера, о существовании которых сам Пол Феррарис даже не подозревал.

Мать Гизелы настаивала, чтобы дочь практиковалась в английском, независимо от того, в какой стране они в то время жили.

— Ты на три четверти англичанка, моя дорогая, — говорила она ей. — Корни человека там, где он родился, и в один прекрасный день, вернувшись в Англию, ты поймешь, что эта страна влечет тебя гораздо сильнее, чем все остальные.

— Мне кажется, это маловероятно, мама, но если вы любите Англию, я тоже постараюсь ее полюбить.