Властелин наслаждений   ::   Трапп Джессика

Молниеносно выхватив из сапога небольшой кинжал, он приготовился отразить атаку.

Пожилой рыцарь двинулся вперед, держа в вытянутой руке меч, нацеленный прямо в сердце Годрика; воины, набившиеся в церковь, также обнажили свои мечи. Запах кожи и пота заглушил запах ладана.

Пресвятая Мария! Что же она наделала?

Мейриона проскользнула вперед:

– Нет, отец! Мы можем завершить это иначе! Годрик свирепо взглянул на нее:

– Завершить что? Мейриона опустила взгляд.

– Я не могу выйти за вас замуж. – Она коснулась ладонью его предплечья, словно моля о понимании.

– Моя дочь никогда не выйдет замуж за бастарда! На лице Годрика замешательство сменилось неверием.

– Что?

Мейриона поежилась под его взглядом и повернулась к отцу.

– Это не…

– Молчи!

Солнечные блики, отражаясь от мечей воинов, сложились в яркую радугу.

Взор Годрика, ледяной, как вершины Сноудонии [1] , обратился к Мейрионе. Гнев и напряжение сжали его плечи.

– Так, значит, ты ждала здесь в темноте в качестве приманки? – Он крепче сжал ее руку, и из его глаз исчезла всякая любезность.

– Мне не оставили выбора.

– Не оставили выбора?

Мейриона сжалась. Если Годрик предпочтет драться, его кровь будет на ее совести: в одиночку против толпы вооруженных воинов он не имел ни единого шанса.

– Пожалуйста! От вас всего лишь требуется подписать бумаги.

– Какие именно?

– О разрыве помолвки. Мой отец их уже подготовил. Взгляд, полный ненависти, чуть не сбил ее с ног.

– Ты принадлежишь мне. – Эти слова прозвучали, как крик. Молниеносным движением рыцарь схватил ее за талию и рывком прижал к себе.

Отец Мейрионы стремительно бросился вперед, но лезвие кинжала Годрика, холодное и острое, не позволило ему приблизиться.

Вызывающе глядя на врага, Годрик стащил с головы Мейрионы вуаль и поцеловал невесту. Тяжелые золотисто-каштановые волосы рассыпались по ее плечам.

Разум требовал, чтобы она воспротивилась, но его губы, прижавшись к ее губам, обожгли Мейриону своим прикосновением. Беспокоящий жар разлился по всему телу девушки, когда язык Годрика ткнулся в ее губы, требуя входа.

Где-то в отдалении она смутно слышала голос отца. Рука, держащая ее, напряглась, кинжал уперся ей в спину. Потом время провалилось в головокружительную волну возбуждения, и она перестала чувствовать что-либо, кроме его губ и почти преступного желания.

Вдруг он резко оттолкнул ее. Задыхаясь, Мейриона попыталась собраться с мыслями, но они казались такими же спутанными, как ее волосы. Взгляд отца, полный осуждения, словно грозил ей, а ее щеки пылали от стыда – ведь она даже не попыталась воспротивиться поцелую.

Годрик оценивающе посмотрел на свою невесту, словно только что заявил о своих правах на нее.

Мейриона медленно подняла голову, и тут сила духа окончательно покинула ее.

– Уведите его, – выдохнула она и, высвободившись из жестких объятий, стремглав бросилась из церкви.

– Я приду за тобой. Ты принадлежишь мне! – Его голос несся вслед за ней по церковному двору. —

И ты мне за все заплатишь.

Пять лет спустя. Турецкая тюрьма.

Боль медленно возвращала Годрику Монтгомери сознание; резкий звон в ушах свидетельствовал о том, что он все еще жив, однако радоваться было нечему. Лучше встретиться с дьяволом в аду, чем вести жизнь раба.

– Вставай, урод, – донесся до него женский голос из темноты.

В голове Годрика пронеслись неясные образы: церковь, невеста, ее отец, предательство, затем корабль и деревянная подставка, на которой во время аукциона выставлялись рабы. Но уловить эти мысли было так же невозможно, как схватить туман. Он попытался открыть глаза, однако один глаз распух и вообще ничего не видел, а второй смог пропустить только тонкий лучик неяркого факельного света.

– Просыпайся же, собака.