Запретные желания   ::   Хейер Джорджетт

Ужасно лгать ему, но что еще можно сделать, когда он смотрит так сурово и не проявляет ни малейшего сочувствия к бедному Дайзарту? Ведь стесненные обстоятельства, в которых постоянно пребывает Дайзарт, – результат его несчастливой судьбы; похоже, Кардросс не понимает, насколько несправедливо обвинять Дайзарта в том, что он не в состоянии бросить игру в карты и на скачках. Эта Роковая Страсть, говорила, покоряясь судьбе, матушка, у них в роду: дедушка умер, не выдержав бремени нависших над ним долгов; отец, в своем похвальном стремлении восстановить богатство семьи, еще безнадежнее перезакладывал свои поместья. Вот почему отец был так счастлив, когда Кардросс попросил ее руки. Ведь Кардросс был не только родовит, но и богат, а отцу к тому времени уже пришлось столкнуться с ужасной необходимостью выдать свою старшую дочь за того, кто предложит больше, даже если (ужасная мысль!) тот окажется всего-навсего богатым купцом, который не прочь приобщиться к высшему сословию. Он пошел на этот шаг под давлением обстоятельств и был вознагражден: в ее первый же светский сезон – она всего месяц как начала выезжать – Кардросс не только заметил леди Элен Ирвин, но и, по всей видимости, решил, что она и есть та самая невеста, которой он так долго дожидался. Лорду Певенси и не мечталось о такой удаче. Разумеется, можно было предполагать, что Кардросс, которому было за тридцать и который не имел близких родственников и возможных наследников, кроме кузенов, подумывает о весьма скорой женитьбе; но положение его было таково, что он мог свободно выбирать из всех юных девиц, которых матушки усердно представляли в Королевских Гостиных, а потом вывозили напоказ в бальную залу Олмака и на все модные празднества. Кроме того, судя по внешности и стилю дамы, известной всем как его любовница, он предпочитал женщин много старше и более опытных, чем девочка со школьной скамьи. Отец никогда даже не мог подумать, что маленькая Нелл сослужит семье такую службу. В конце концов ее успех и великодушие Кардросса оказались для него слишком велики: едва он отвел свое дитя к алтарю, как с ним случился удар. Врачи уверяли его жену, что он будет жить еще много лет, но болезнь сделала его таким немощным, что он вынужден был оставить обычные занятия и удалиться в дом своих предков в Девоншире, где, по твердому, хотя и не высказанному вслух убеждению его жены и зятя, должен был пребывать и впредь.

Нелл не знала, чем, собственно, Кардросс заслужил такую благодарность ее родителей. Все это называлось туманным словом «договоренности», и ей не полагалось забивать этим свою хорошенькую головку; от нее лишь требовалось всегда вести себя достойно и благоразумно. Матушка, заявляя о своей глубокой благодарности, совершенно определенно объяснила ей, что именно должно подразумеваться под ее долгом: всегда представать перед милордом с приветливым лицом и никогда не ставить его в неловкое положение, задавая ему вопросы дурного тона или показывая ему свою осведомленность о возникшей у него (что возможно) связи за пределами стен его роскошного дома на Гросвенор-сквер.

– В одном я уверена до конца, – говорила матушка, нежно поглаживая руку Нелл, – в том, что он будет относиться к тебе с величайшей предупредительностью! А манеры его так безукоризненны, что я уверена: тебе никогда не придется жаловаться на пренебрежение с его стороны или… или на равнодушную вежливость, которая является уделом столь многих женщин в твоем положении. Уверяю тебя, моя милая, нет ничего мучительнее, чем быть замужем за человеком, который не скрывает, что его интерес лежит вне дома.

Матушка знала, о чем говорила, ибо именно такой была ее собственная судьба. Но о чем матушка не знала и о чем никто не должен был даже догадываться – это то, что столь заботливо наставляемая дочь без памяти влюбилась в милорда при первой же встрече, когда леди Джерси, одна из патронесс Олмака, подвела его к ней через весь зал, чтобы представить, а она, взглянув на него, увидела, что он улыбается ей. Нет, матушка даже не подозревала об этом.