Жюльетта   ::   де Сад Донасьен Альфонс Франсуа

Поэтому современная культура должна пройти через проблематику Сада, вербализировать эротическую стихию, определить логику сексуальных фантазий. Лишь при условии богатого знания о законах эротики, уничтожения ханжеских табу, свободного владения языком страстей, наконец такой ментальности, которая позволяет читать Сада не столько как порнографическое откровение, занятное само по себе сколько философское кредо наслажденца, можно преодолеть ту болезнь немоты, которая сковывает «смущающуюся» культуру Совершенно прав В. Ерофеев, утверждающий, что «Маркиз де Сад – это этап европейской культуры» [Ерофеев В. Маркиз де Сад, садизм и XX век, с. 254.].

Р. Рахманалиев



Том первый

Книга первая



Мы с Жюстиной выросли и получили воспитание в Пантемоне. Название этой славной обители должно быть вам знакомо, и нет нужды добавлять, что в течение многих лет из этого монастыря регулярно выходили самые прелестные и самые распутные женщины, во все времена украшавшие Париж. Вместе со мной в Пантемоне оказалась Эвфрозина, юная дама, по стопам которой я возмечтала пойти и которая когда-то жила по соседству с моими родителями. Она сбежала из отцовского дома, чтобы с головой окунуться в либертинаж, [Распутство, вольный образ жизни (фр.). (Здесь и далее примечания переводчика.)] и от неё и от другой монахини, её старшей подруги, я получила первые и основные понятия о морали, той самой морали, которая, если судить по рассказу моей сестры о её собственной жизни, покажется вам довольно странной для девушки моих лет, поэтому, прежде чем продолжить свое повествование, я должна сказать несколько слов об этих замечательных женщинах и дать вам краткий отчет о том раннем периоде своей жизни, когда в плодородные глубины моей неопытной души, соблазненной и развращенной этой парочкой сирен, было брошено семя, коему впоследствии суждено будет расцвести пышным цветом порока.

Монахиню, о которой я хочу рассказать, звали Дельбена. Когда я с ней познакомилась, она уже пять лет была аббатисой монастыря и приближалась к своему тридцатилетию. Я не встречала женщины более очаровательной, чем Дельбена. Она была бы идеальной моделью для любого художника: нежное ангельское лицо, светлые локоны, большие голубые глаза, в которых светилась призывная нега, фигура, будто скопированная с одной из Граций. [Картина Ботичелли «Три грации».] Совсем юную, в возрасте двенадцати лет, Дельбену заточили в монастырь только ради того, чтобы её старший брат, которого она люто ненавидела, получил предназначавшееся ей приданое. Оказавшись в заточении в том нежном возрасте, когда начинают бродить страсти, смутные и ещё неопределённые, когда просыпается интерес к окружающему миру и, в частности, к миру мужчин, только благодаря своей стойкости, которая помогла ей успешно выдержать самые суровые испытания, она, в конце концов, научилась отважно смотреть судьбе в глаза. Будучи не по годам развитой, изучив все философии, и сама научившись мыслить по-философски, Дельбена стоически приняла свое заточение, но при этом сохранила двух или трёх самых близких подруг. Они навещали её, утешали и, поскольку она оставалась очень богатой, продолжали снабжать книгами и довольно невинными удовольствиями, которые ещё сильнее распаляли её воображение и без того богатое от природы и ничуть не стесненное затворничеством.

Что же касается Эвфрозины, ей было пятнадцать лет в то время, когда я её узнала, и уже полгода она была ученицей мадам Дельбены, когда они обе предложили мне присоединиться к их обществу. Случилось это в тот самый день, когда мне пошел тринадцатый год.