Горячее лето (Преображение России - 11)   ::   Сергеев-Ценский Сергей

- Я, помнится, говорил Алексееву: "Ох, нельзя вверять такому армию, хотя бы она и называлась группой: он ее убьет!.." Так, к сожалению, и вышло: убил!

- Главнокомандующий фронтом должен был знать, ваше высочество, кому вверяет свои корпуса, - вставил Брусилов, желая перевести разговор на самого Эверта, но Сергей Михайлович почему-то решил обойти щекотливый вопрос, продолжая о Плешкове:

- Представьте вы себе, Алексей Алексеевич, он даже не удосужился объехать по фронту всю свою группу, этот Плеш-ков! Оказалось, что у него артиллерия была поставлена так, что стрелять могли только процентов двадцать батарей, остальные же не видели бук-вально ни аза в глаза!.. Какой же вред могли они принести немецким позициям? Аб-со-лют-но ни малейшего!.. И вот там посылали людей ножницами проволоку резать, - то есть на верную смерть!

Брусилову хотелось сказать, что Плешков в этих ножницах не столько виноват, сколько сам Эверт, но он ждал, что к такому выводу придет сам великий князь, однако разговор почему-то перебросился на Паукера, начальника управления путей сообщения, который не знал, что в Москве, в тупике, полгода стояла тысяча вагонов с артиллерийскими стаканами, чрезвычайно важными и нужными для изготовления снарядов.

- Не знал или, напротив, отлично знал об этом Паукер, вот вопрос? резко спросил Брусилов.

- Даже и теперь, когда дело обнаружено, он все-таки тянет с разгрузкой их целый месяц, - неопределенно ответил на это Сергей Михайлович.

- А вы знаете ли, ваше высочество, что однажды было у нашего теперешнего наштаверха, когда он еще командовал Северо-западным фронтом? уже не желал сдерживать себя при виде такой неопределенности Брусилов. - Там был подобный же транспортник, полковник Амбургер. Алексеев приказывает ему доставить на другой же день к такому-то пункту столько-то орудий, а тот говорит: "Этого никак невозможно сделать!" Тогда Алексеев ему, нисколько не повышая тона: "Если завтра к такому-то часу не доставите орудий, я прикажу вас повесить!" И на другой день орудия были на месте, даже на полтора часа раньше срока!

Сергей Михайлович слегка усмехнулся, выпятив для этого еще заметнее нижнюю губу, и сказал:

- Но ведь там был только Амбургер, а здесь Паукер, - сын бывшего министра! Да и сам он уже метит в министры, хотя по чину всего только коллежский советник.

Об Эверте и его фронте Брусилов узнал от великого князя только то, что львиная доля тяжелых орудий и снарядов к ним отправлялась и предназначалась к отправке на Западный фронт, однако когда именно раскачается этот фронт, ничего в ставке неизвестно.

- Как же неизвестно, ваше высочество? - буквально опешил Брусилов. Алексеев, Михаил Васильевич, мне передал по телефону, что на пятнадцатое шестнадцатое число назначено выступление Эверта.

- Гада-тельно! - прищурился Сергей Михайлович. - Предположительно... С полной возможностью новой оттяжки...

- Вот ка-ак!.. Значит, что же получилось из всего этого?.. Вот я получаю два корпуса из его войск и два тяжелых дивизиона, - что же, он со всеми своими армиями, выходит, только резерв для моих армий, для моего фронта, - так ли я должен понять эту ситуацию, ваше высочество? - в упор глядя на Сергея Михайловича, спросил Брусилов.

Вместо ответа великий князь только хрипло расхохотался, поблескивая золотом вставных зубов.

На другой день Брусилов написал и отправил Алексееву с нарочным такое письмо:

"Глубокоуважаемый Михаил Васильевич!

Отказ главкозапа атаковать противника 4 июня ставит вверенный мне фронт в чрезвычайно опасное положение, и, может статься, выигранное сражение окажется проигранным. Сделаем все возможное и даже невозможное, но силам человеческим есть предел, потери в войсках весьма значительны, и пополнение необстрелянных молодых солдат и убыль опытных боевых офицеров не может не отозваться на дальнейшем качестве войск.