Из Записных книжек   ::   Твен Марк

Я видел человека, который принял поговорку всерьез и встал на рассвете; его укусила лошадь.

14-го. Среда. - Отличная погода. Я болен уже два дня, кажется свинка.

15-го. Четверг. - Свинка, свинка, свинка - сегодня это выяснилось окончательно. Проклятая свинка; ею болеют одни только дети. Теперь я завезу на острова новую болезнь и истреблю туземное население до последнего человека. Так поступали все белые.

Браун стоптал оба сапога с одной стороны - со стороны крена нашего парохода, и с той же стороны ободрал нос. Думаю, он имеет право вчинить иск пароходной компании.

[1866. ИЗ ГОНОЛУЛУ В САН-ФРАНЦИСКО]

25 июня. - 29° северной широты. Сегодня вечером испытал неподдельную радость. Впервые за последние шесть лет увидел сумерки. Ни на островах, ни в Калифорнии, ни в Уошо сумерек не бывает.

Священник (обращаясь к капитану, который клянет матросов, бегущих с корабля на стоянках). Не бранитесь, капитан. Этим ведь не поможешь.

Капитан. Вам легко говорить "не бранитесь", но вот послушайте: наберите команду плыть в рай и попробуйте сделать стоянку в аду на какие-нибудь два с половиной часа, просто взять угля, и будь я проклят, если какой-нибудь сукин сын не останется.

27-го. Пятница. - Словили двух альбатросов. Оба одного размера - 7 футов и 1 дюйм в размахе крыла. Крепко привязали одному к ноге деревянную чурку и отпустили летать - низкое издевательство "царя природы" над беззащитными птицами. Когда люди делали свое злое дело, птица глядела на них с укором огромными человечьими глазами.

Плотники, строящие ковчег по заказу Ноя, потешаются над ним, считая его старым выдумщиком.

13 августа. Сан-Франциско. - И вот я дома. Нет, не дома, снова в тюрьме, - чувство огромной свободы исчезло. Город так тесен, так уныл со своими тревогами, трудом, деловыми заботами. Клянусь, мне хочется снова в море!

Человеку никогда не достичь столь головокружительных вершин мудрости, чтобы его нельзя было провести за нос.

[1866-1867. ПОЕЗДКА МОРЕМ В НЬЮ-ЙОРК]

22 декабря. Полночь. - Ровная морская гладь, - нет, не ровная, чуть зыблемая тихим бризом; ветер совсем теплый; отвесно торчащие реи, сияет луна, корабль мирно скользит вдоль мексиканского побережья; все спят, только я не сплю. Какая великолепная ночь, теплый ласкающий воздух.

Никто не доставлял мне в путешествии по морю такого удовольствия, как капитан Нэд Уэйкмен, осанистый, сердечный, веселый, залихватский, старый моряк. Он не пьет и не берет в руки карт, бранится, только прикрыв дверь своей капитанской рубки и если нет посторонних; но тогда взрывы его фантастического богохульства, вселяют в слушателя восторг и почтение. Что до его рассказов... Но вот капитан Уэйкмен собственной персоной; он отдувается и в поту, потому что мы идем вдоль южного побережья Мексики и становится жарковато. Вот что он говорит:

- Так, значит, о крысах. Как-то помню, это было в Гонолулу, мы со стариной Джозефом - он был еврей по национальности; позже разбогател в Сан-Франциско, как Крез - собрались ехать домой пассажирами на новом с иголочки бриге; он шел только в третье плавание. Мы уже были на борту, и наши сундуки в трюме. Джозеф решил непременно плыть вместе со мной - даже пропустил из-за этого один рейс - потому что был непривычен к морским путешествиям и хотел быть в компании с моряком. Бриг наш покачивался посреди буйков на причальном канате, канат был закреплен на пирсе около дров. И вот с брига лезет преогромнейшая крыса - разрази меня бог, никак не меньше кошки! - мчится по канату и - на берег, а за ней другая, третья, четвертая и все по канату, галопом, впритирку одна за другой, так что и каната под ними не стало видно; форменная процессия на двести ярдов вдоль пирса, что твои муравьи. Тут канаки стали хватать поленья, обломки лавы, коралла и швырять в крыс, чтобы сбить их с каната в воду.