Небо истребителя   ::   Ворожейкин Арсений Васильевич

Мы не могли позволить врагу ударить по городу. Но как это сделать? Сковать боем истребителей мы не можем: нас мало. Вряд ли удастся этими силами прорваться к бомбардировщикам. И тут созрело решение. У нас преимущество в высоте, враг нас пока не видит. Ударим всей семеркой по «мессершмиттам» и «фоккерам». На пикировании набрали большую скорость, подошли сзади и снизу к истребителям и почти в упор открыли огонь. Два самолета врага вспыхнули факелами, остальные шарахнулись вниз, оставив бомбардировщиков без охраны. В растерянности «юнкерсы» сбросили груз на свои войска и повернули назад. Только после этого фашистские истребители опомнились, но было уже поздно: мы свою задачу выполнили.

В этом бою, по докладам летчиков, было уничтожено девять вражеских машин, три подбито. Но скоро результаты нашей работы уточнили танкисты Третьей гвардейской армии. Оказалось, мы сбили одиннадцать фашистских самолетов. Но самое интересное мы узнали позже. Немецкое командование издало специальный приказ, в котором говорилось о появлении новых советских истребителей с красными коками, на которых летают лучшие советские асы. Предписывалось их немедленно сбивать…

— Где пленки? — прервал мои воспоминания инспектор.

— В штабе дивизии.

— Пошли. Проверю.

В кабинете на столе лежали проявленные пленки. На стенах были развешены снимки результатов нашей стрельбы. Начальник фотослужбы старший лейтенант-инженер Георгий Смеляков дал пояснения:

— По объективному контролю получается, что вся девятка бомбардировщиков оказалась под огнем истребителей.

— Сколько Ил-двадцать восьмых могло быть сбито? — спросил его генерал-инспектор.

— Я, товарищ генерал-лейтенант, на этот вопрос ответить не могу: не воевал. А в училище нас этому не учили.

Глядя на Сорокина, в разговор вмешался Петров:

— Плохо, что у нас до сих пор не изучают опыт войны в Корее. Все держится в секрете. Мы до сих пор не знаем живучесть в боях наших реактивных истребителей и бомбардировщиков. Может, вы в Москве этот вопрос поставите?

После небольшого раздумья генерал Сорокин заявил:

— Верховному командованию лучше знать, что надо изучать, а о чем положено молчать. Готовьтесь вместе с командирами дивизий к отлету в Москву на разбор учения.

В этот момент Петров подошел ко мне и, улыбнувшись, торжественно сообщил:

— У меня, Арсений Васильевич, есть для вас приятная новость: Совет Министров СССР присвоил вам звание генерал-майора авиации. Поздравляю!

Поздравил меня и генерал-инспектор. С ним мы расстались дружелюбно, как будто не было у нас никаких разногласий при оценке воздушного боя.

3.



После разбора учения, который проводил министр обороны Маршал Советского Союза Н. А. Булганин, меня вызвал командующий ПВО генерал-полковник М. И. Самохин и предложил стать командующим ПВО Военно-Морского Флота в Калининграде или в Севастополе.

— Нет. Моя профессия — летчик, — не задумываясь отказался я.

— Зря. Вам уже сорок два года, а это почти предел для летчика, летающего на современных истребителях. Может, передумаете, а завтра позвоните мне? Если решите, то отсюда и поедете прямо к новому месту службы. Лучше всего в Севастополь. Черное море, природа курортная, город закрытый.

— Хорошо. Когда вам позвонить?

— Завтра в полдень…

На другой день возле метро меня остановил щупленький человек с бледным, изможденным лицом.

— Арсен! — радостно воскликнул он. На глаза у него навернулись слезы.

Я не узнал его, но слезы меня насторожили, и я сочувственно спросил:

— Извините, я вас что-то не припомню.

— Я Щиров, Арсен!

— Сережа! — я обнял товарища, и мы долго стояли так и молчали. А потом был у нас неторопливый невеселый разговор. Сергей рассказал о своей семейной трагедии.