Резановский мавзолей   ::   Пикуль Валентин

Николай Петрович не раз грозил Федору Толстому:

- Только бы нам до Камчатки добраться, ваше сиятельство, там-то, граф, вы в остроге у меня насидитесь.

(Об этом, читатель, Грибоедов не забыл помянуть: "В Камчатку сослан он, вернулся алеутом."). Глядя на поведение "кавалера" посольства, и офицеры кораблей стали относиться к Резанову без должного решпекта, а скоро дипломат рассорился с Крузенштерном. Существует большая литература об этой ссоре, о которой раньше много писали, а наши историки о ней нарочито умалчивают, оберегая бесспорные авторитеты участников экспедиции. Суть же разногласий была такова: Крузенштерн, не имея на то никаких прав, требовал от Резанова подчинения ему, а Резанов, имея полномочия посланника и начальника всей экспедиции, не желал подчиняться капитан-лейтенанту. Однако, вдоволь наглядевшись на то, как вечно пьяный "кавалер" посольства Толстой оскорбляет своего же посла, Юрий Лисянский перестал принимать от Резанова почту, говоря, что чужих писем читать не любит, а распоряжения принимает лишь от Крузенштерна.

- Чужих писем читать я не привык, а что касаемо важных распоряжений, так ожидаю и таковые токмо от Крузенштерна.

Читатель, надеюсь, догадался, что конфликт назрел, достаточно одного неосторожного слова, чтобы скандал разразился. Однако впереди предстояло огибать проклятый мыс Горн, где блуждала легендарная тень "летучего голландца", и, обогнув этот мыс, корабли из Атлантики перешли в Тихий океан, а там, гляди, как бы не проскочить мимо острова Пасхи, а в пути до Пасхи корабли потеряли один другого, - посему всем, кроме беспутного графа Толстого, было не до выяснения отношений, и Крузенштерн, усталый от недосыпания, наказал вахтенному офицеру:

- Впереди архипелаг Маркизских островов, так вы, любезный, не проскочите мимо Нука-Гива, где наверняка нас ожидает "Нева" Лисянского, дабы следовать совместно далее.

Нука-Гива открылась гремящими со скал водопадами, "Нева" уж стояла на якоре, поджидая "Надежду", вокруг кораблей плавали множество островитян, предлагая в обмен на куски железа кокосы и бананы. Крузенштерн выступил перед матросами с призывом:

- Дикарей не обижать! Помните, что российский флот здесь видят впервые, и я уверен, что мы покинем Маркизские острова так, чтобы оставить по себе только самую добрую память.

Но, призывая не обижать дикарей, Крузенштерн здорово обидел Резанова, человека от дикости далекого. Случилось это так. Пока команды выменивали плоды и фрукты, Резанов велел выменивать у островитян предметы их обихода для этнографической коллекции Петербургской академии наук. Но Крузенштерн ученых, что подчинялись Резанову, разругал, велев им не заниматься "глупостями", а все, что они собрали, отнял у них. Не понимаю - зачем?

2 мая 1804 года Резанов сказал Крузенштерну:

- Не стыдно ли вам ребячиться, свою власть показывая и не позволяя мне исполнять то, что положено экспедиции?

"Вдруг закричал он (Крузенштерн) на меня:

- Как вы смели сказать, что я ребячусь?

- Весьма смею - как начальник ваш.

- Вы начальник? А знаете ли, как я поступлю с вами?."

Этот волшебный диалог имел продолжение. Крузенштерн вломился в каюту посланника, угрожая ему расправой, потом вызвал на борт "Надежды" Лисянского с его офицерами, и теперь офицеры двух кораблей стали кричать:

- На шканцы его! Вот мы проучим этого самозванца.

- Дайте мне молоток и гвозди, - кричал граф Федор Толстой. - Я заколочу дверь в его каюту, и пусть он там сдохнет.

"Граф Толстой, - писал Резанов, - бросился было ко мне, но его схватили и послали лейтенанта Ромберга, который пришел ко мне сказать: "Извольте идти на шканцы." Резанов послал его подальше. Тут вломился к нему сам Крузенштерн и стал кричать, чтобы шел наверх, и доказывал, что он здесь начальник.