Разная любовь, разная смерть   ::   Уэстлейк Дональд

Вообще-то я по натуре не кровожаден, меня таким сделали последние полгода, поэтому я так круто и обошелся с Виклером. Увидев, какое это оказало на него действие, я почувствовал себя неловко и пристыженно. Стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, я снова позвал его:

— Поди-ка сюда, Виклер. Вернись на минуту.

Пока он нехотя и настороженно двигался ко мне, мной опять овладели прежние сомнения. Однако выяснить-то, по крайней мере, можно, от этого меня не убудет.

Глядя на него с высоты крыльца, я спросил:

— Эта работа? Ты говоришь, ничего противозаконного?

— Даже ничего предосудительного, — с горячностью подтвердил он. — Даю вам честное слово, мистер Тобин! Все абсолютно чисто.

— Ладно, — кивнул я. — Давай зайдем. Расскажешь, в чем дело.

На этот раз я провел его в гостиную.



Глава 2

Прошлое есть прошлое. Что я тогда натворил и за что меня вышвырнули из Нью-йоркского управления полиции, не имеет никакого отношения к истории Эрни Рембека и его “полицейской работе”, на которую он меня собирался нанять, так что я чувствую за собой полное право ни словом о том прошлом не обмолвиться. И все же что-то тянет меня рассказать, объяснить, даже оправдаться. А может, исповедаться? Или это просто мазохизм? Желание, заново оживив в памяти и высказав словами происшедшее, собственными руками повернуть в ране самому же себе вонзенный нож?

Я прослужил в полиции восемнадцать лет, и на четырнадцатом году службы мне нужно было арестовать профессионального взломщика по имени Дэниел Динк Кемпбелл. Арест производился у Динка на дому, в невзрачной трехкомнатной квартире в западной части Манхэттена. Не в характере Динка было поднимать шум, поэтому арест прошел без происшествий, если не считать того, что во время той процедуры я в первый раз встретился с женой Динка, Линдой Кемпбелл, невысокой миловидной пепельной блондинкой двадцати восьми лет, и познакомился как с сопровождающей своего мужа и меня в...

Ну вот, вам уже все ясно, правда? Впервые я произнес имя Линды Кемпбелл, и вы, конечно, поняли, что мне суждено было лечь с ней в постель, но я осознал это лишь год спустя, когда Динка уже осудили и посадили в тюрьму на срок по меньшей Мере в шестнадцать лет.

Я не могу передать вам, как ко мне пришло прозрение — Медленными откровениями, мгновенными вспышками озарения, постепенно нарастающей жаждой ее плоти или другого чувства, развивавшегося столь медленно, что оно открылось Нам обоим уже гораздо позднее, чем зародилось ощущение неизбежности. Дурманящий туман, сладко застивший мне тогда глаза, не сможет окутать вас колдовством, и в ярком беспощадном свете рассказа предстанет безвкусный дешевый романчик, пошло расписанный грязными красками. Однако тогда мне так Не казалось! (У скольких разочарованных мечтателей на протяжении столетий вырывался отчаянный крик пробуждения?) И все же позволю себе порассуждать немного в свое оправдание. На своем веку я вволю нагляделся на жен “медвежатников” <“Медвежатники” — взломщики сейфов (жаргон).>и супруг квартирных воров, сотни их перевидал и знаю, что они за народец. В большинстве своем опустившиеся неряхи и неопрятные растрепанные грязнули, ютящиеся в жалких квартирках, либо безмозглые недоумки, как и их благоверные. Взломщики, возвратившиеся домой после ночного промысла, попадают отнюдь не в объятия дивных сирен.

Линду, конечно, никак нельзя было назвать сладкозвучной сиреной, но и опустившейся особой она не была. Женщина одаренная, с живым умом, любознательная, она, как и многие ей подобные, получила образование в нью-йоркской средней школе, потом дополнила его годами интенсивного чтения книг, и, собственно, интерес к столь редкому занятию и сблизил нас.