Домик в Коломне   ::   Пушкин Александр Сергеевич

Покаместь мирно жизнь она вела,

Не думая о балах, о Париже,

Ни о дворе (хоть при дворе жила

Ее сестра двоюродная, Вера

Ивановна, супруга гоф-фурьера).

XXVII



Но горе вдруг их посетило дом:

Стряпуха, возвратясь из бани жаркой,

Слегла. Напрасно чаем и вином,

И уксусом, и мятною припаркой

Ее лечили. В ночь пред рождеством

Она скончалась. С бедною кухаркой

Они простились. В тот же день пришли

За ней и гроб на Охту отвезли.

XXVIII



Об ней жалели в доме, всех же боле

Кот Васька. После вдовушка моя

Подумала, что два, три дня — не доле —

Жить можно без кухарки; что нельзя

Предать свою трапезу божьей воле.

Старушка кличет дочь: «Параша!» — Я! —

«Где взять кухарку? сведай у соседки,

Не знает ли. Дешевые так редки».

XXIX



— Узнаю, маменька. — И вышла вон,

Закутавшись. (Зима стояла грозно,

И снег скрыпел, и синий небосклон,

Безоблачен, в звездах, сиял морозно.)

Вдова ждала Парашу долго; сон

Ее клонил тихонько; было поздно,

Когда Параша тихо к ней вошла,

Сказав: — Вот я кухарку привела.

XXX



За нею следом, робко выступая,

Короткой юбочкой принарядясь,

Высокая, собою недурная,

Шла девушка и, низко поклонясь,

Прижалась в угол, фартук разбирая.

«А что возьмешь?» — спросила, обратясь,

Старуха. — Всё, что будет вам угодно, —

Сказала та смиренно и свободно.

XXXI



Вдове понравился ее ответ.

«А как зовут?» — А Маврой. — «Ну, Мавруша,

Живи у нас; ты молода, мой свет;

Гоняй мужчин. Покойница Феклуша

Служила мне в кухарках десять лет,

Ни разу долга чести не наруша.

Ходи за мной, за дочерью моей,

Усердна будь; присчитывать не смей».

XXXII



Проходит день, другой. В кухарке толку

Довольно мало: то переварит,

То пережарит, то с посудой полку

Уронит; вечно всё пересолит.

Шить сядет — не умеет взять иголку;

Ее бранят — она себе молчит;

Везде, во всем уж как-нибудь подгадит.

Параша бьется, а никак не сладит.

XXXIII



Поутру, в воскресенье, мать и дочь

Пошли к обедне. Дома лишь осталась

Мавруша; видите ль: у ней всю ночь

Болели зубы; чуть жива таскалась;

Корицы нужно было натолочь, —

Пирожное испечь она сбиралась.

Ее оставили; но в церкви вдруг

На старую вдову нашел испуг.

XXXIV



Она подумала; «В Мавруше ловкой

Зачем к пирожному припала страсть?

Пирожница, ей-ей, глядит плутовкой!

Не вздумала ль она нас обокрасть

Да улизнуть? Вот будем мы с обновкой

Для праздника! Ахти, какая страсть!»

Так думая, старушка обмирала

И наконец, не вытерпев, сказала:

XXXV



«Стой тут, Параша. Я схожу домой;

Мне что-то страшно». Дочь не разумела,

Чего ей страшно. С паперти долой

Чуть-чуть моя старушка не слетела;

В ней сердце билось, как перед бедой.

Пришла в лачужку, в кухню посмотрела, —

Мавруши нет. Вдова к себе в покой

Вошла — и что ж? о боже! страх какой!

XXXVI



Пред зеркальцем Параши, чинно сидя,

Кухарка брилась. Что с моей вдовой?

«Ах, ах!» — и шлепнулась. Ее увидя,

Та, второпях, с намыленной щекой

Через старуху (вдовью честь обидя),

Прыгнула в сени, прямо на крыльцо,

Да ну бежать, закрыв себе лицо.

XXXVII



Обедня кончилась; пришла Параша.

«Что, маменька?» — Ах, Пашенька моя!

Маврушка… «Что, что с ней?» — Кухарка наша…

Опомниться досель не в силах я…

За зеркальцем… вся в мыле… — «Воля ваша,

Мне, право, ничего понять нельзя;

Да где ж Мавруша?» — Ах, она разбойник!

Она здесь брилась!.. точно мой покойник! —

XXXVIII



Параша закраснелась или нет,

Сказать вам не умею; но Маврушки

С тех пор как не было, — простыл и след!

Ушла, не взяв в уплату ни полушки

И не успев наделать важных бед.