Послесловие   ::   Дахненко Александр

И мир, как прежде прост, в нем словно правит чудо.

В груди поют ветра, в ладонях мягкий мрак,

Он с лунным серебром мешаясь постепенно,

Творит реальность сна, какой-то тайный знак,

За звездами спеша в другой конец Вселенной.

17.



Молчание тянет ко дну

Забытых минут и картин.

И черную встретив весну.

Ты с ней остаешься один.

Ты бредишь закатами зла,

И смертью, что дышит вокруг.

И боль, что внутри расцвела,

Не вызовет даже испуг.

Молчание дарит покой,

Сверкая подземным огнем.

Ты тронешь безумье рукой.

Ты душу хранишь только в нем.

На каждое слово — бедой

Лихое безмолвье глядит.

Тоскливой полночной звездой

Сознанье твое бороздит.

Ты пьешь безразличья вино

Средь серых и черных картин.

Судьба открывает окно

Молчанью бездонных глубин.

18.



Полуподпольные эстеты,

Свои придумывая жизни,

Выделываем пируэты

За гранью призрачной отчизны.

Мы будто мастера кошмара,

Скользим по лабиринтам жути.

Танцуем в зареве пожара,

Сжигая судьбы по минуте.

Весь мир иронией охвачен,

Почти дошедшей до предела.

И смысл всего переиначен,

И до тебя уже нет дела

Пространству, времени…а впрочем,

Эксперимент судьбы удачен:

Аккорд финальный ясен, точен,

И воздух хаоса прозрачен.

19.



День начнется туманом — закончится тьмой,

Привыкая к никчемной дороге своей.

Это время опять оказалось тюрьмой.

Это место давно позабытых теней.

Из зеркал, не мигая, все смотрят глаза.

Боже мой, до чего же обыденно зло:

Параллельных миров раскроив небеса,

На куски все надежды твои разнесло.

В горле комом скопилась, слежалась тоска.

Это вечность твоя превращается в стон.

Черный ветер завыл, застучал как строка,

По виску, вместе с сердцем глухим в унисон.

Примеряя судьбу из ударов и бед,

Ты следишь за беспечной, пустой кутерьмой:

Новый день воплощает неистовый бред.

День пришел из тумана, чтоб кончиться тьмой.

20.



Стекают сны, душа погрязла в скуке,

Дождливых дней слепая череда

Меня в глухом исчерпывает звуке,

Пред взором все проносятся года.

Больные строки тихо, жутко стынут,

Судьба опять на кончике пера.

Я против воли снова опрокинут

В раздумий бесполезных вечера.

Вся жизнь, как бред, она идет впустую,

А я все спорю с мистикой такой…

Я ставлю вместо точки запятую,

Дрожащей от отчаянья рукой.

На фоне жизни в сумасшедшем доме,

Я безнадежно смысл вещей ищу…

Ведь ничего не существует, кроме

Мгновенных лет, в которых я грущу.



Часть II



1.



За тень былого ухватиться,

Идти сквозь лунные страницы,

Не веря больше ничему.

Шептать слова разгоряченно

И вглядываться обреченно,

В непроницаемую тьму.

Нет больше никакого дома,

Одна предзимняя истома,

Надежд далеких блеклый сон.

Душа из серого бетона,

Что гибнет гордо и без стона,

В пересечении времен.

Бегут нескладные фигурки,

Играют с жуткой болью в жмурки

Себя теряя навсегда.

Безумье прет напропалую,

Ведет колючую и злую

Тоску сквозь дни и города

Судьба опять накличет лихо,

К тебе подкрадываясь тихо,

Сметая жизни пыльный хлам.

Вплетая вмиг в узор событий

Беды блистающие нити,

Дробя тебя напополам.

Как странно все и как превратно.

Грусть возвращается стократно,

И множит бытия кисель.

И в поисках исходной точки

Бредут куда-то одиночки,

Миров вращая карусель.

2.



Так и живешь на самом дне

Метафизического Ада.

В потусторонней глубине,

В безумьи яростного взгляда.

Так и тоскуешь ни о чем,

И ловишь жуткой скуки вздохи,

Надменно-зло пожав плечом,

Бредешь по призрачной эпохе.

Так и следишь за суетой,

Ее преобразуя вещи

Потусторонней красотой,

Что льется из небесных трещин.