В безбрежности   ::   Бальмонт Константин

ИСПОЛИНСКИЕ ГОРЫ



Исполинские горы,

Заповедные скалы,

Вы — земные узоры,

Вы — вселенной кристаллы.

Вы всегда благородны,

Неизменно прекрасны,

От стремлений свободны,

К человеку бесстрастны.

Вы простерли изломы,

Обрамленные мохом,

Вы с борьбой незнакомы,

Незнакомы со вздохом.

Вы спокойно безмолвны,

Вас не тронут рыданья,

Вы — застывшие волны

От времен Мирозданья.



КОВЫЛЬ



Точно призрак умирающий,

На степи ковыль качается,

Смотрит Месяц догорающий,

Белой тучкой омрачается.

И блуждают тени смутные

По пространству неоглядному,

И непрочные, минутные,

Что-то шепчут ветру жадному.

И мерцание мелькнувшее

Исчезает за туманами,

Утонувшее минувшее

Возникает над курганами.

Месяц меркнет, омрачается,

Догорающий и тающий,

И, дрожа, ковыль качается,

Точно призрак умирающий.



ОКЕАН

СОНЕТ



Вдали от берегов Страны Обетованной,

Храня на дне души надежды бледный свет,

Я волны вопрошал, и Океан туманный

Угрюмо рокотал и говорил в ответ.

«Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет.

Ты вверился мечте обманчивой и странной.

Скитайся дни, года, десятки, сотни лет,—

Ты не найдешь нигде Страны Обетованной».

И вдруг поняв душой всех дерзких снов обман,

Охвачен пламенной, но безутешной думой,

Я горько вопросил безбрежный Океан,—

Зачем он странных бурь питает ураган,

Зачем волнуется,— но Океан угрюмый,

Свой ропот заглушив, окутался в туман.



«Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море…»



Вечно-безмолвное Небо, смутно-прекрасное Море,

Оба окутаны светом мертвенно-бледной Луны.

Ветер в пространстве смутился, смолк в безутешном

                                         просторе,

Небо, и Ветер, и Море грустью одною больны.

В холод гибнет и меркнет все, что глубоко и нежно,

В ужасе Небо застыло, странно мерцает Луна.

Горькая влага бездонна, Море синеет безбрежно,

Скорбь бытия неизбежна, нет и не будет ей дна.



ЛЕБЕДЬ



Заводь спит. Молчит вода зеркальная.

Только там, где дремлют камыши,

Чья-то песня слышится, печальная,

       Как последний вздох души.

Это плачет лебедь умирающий,

Он с своим прошедшим говорит,

А на небе вечер догорающий

       И горит и не горит.

Отчего так грустны эти жалобы?

Отчего так бьется эта грудь?

В этот миг душа его желала бы

       Невозвратное вернуть.

Все, чем жил с тревогой, с наслаждением,

Все, на что надеялась любовь,

Проскользнуло быстрым сновидением,

       Никогда не вспыхнет вновь.

Все, на чем печать непоправимого,

Белый лебедь в этой песне слил,

Точно он у озера родимого

       О прощении молил.

И когда блеснули звезды дальние,

И когда туман вставал в глуши,

Лебедь пел все тише, все печальнее,

       И шептались камыши.

Не живой он пел, а умирающий,

Оттого он пел в предсмертный час,

Что пред смертью, вечной, примиряющей,

       Видел правду в первый раз.



БЕСПРИЮТНОСТЬ

СОНЕТ



Меня не манит тихая отрада,

Покой, тепло родного очага,

Не снятся мне цветы родного сада,

Родимые безмолвные луга.

Краса иная сердцу дорога,

Я слышу рев и рокот водопада,

Мне грезятся морские берега,

И гор неумолимая громада.

Среди других обманчивых утех

Есть у меня заветная утеха:

Забыть, что значит плач, что значит

                              смех,—

Будить в горах грохочущее эхо.

И в бурю созерцать, под гром и вой,

Величие пустыни мировой.



НАД ПУЧИНОЙ МОРСКОЙ

Фаине***



Над пучиной морской, тяготея, повисла скала,

У подножья скалы бьются волны толпой неустанной,

Греет зной ее камни, к ней ластятся ветер и мгла,

Но безмолвна она—в час ночной, в час зари

                                    златотканной.