Блюз для винчестера   ::   Костюченко Евгений «Краев»

Все делается быстро и четко. Мне это нравится.

— Работа — это еще не все. Разве человек создан для того, чтобы работать?

— Именно так, — уверенно ответил Степан. — Потому что никто, кроме человека, работать не может. Ни дельфины, ни обезьяны, никто. Работает только человек. И если он хорошо работает, то и живет хорошо.

— Дельфины и обезьяны живут хуже людей?

— Не знаю. Никогда не жил с обезьянами.

— О'кей, — женщина рассмеялась. — Считается, что лучше всех живут миллионеры. Разве они работают лучше всех?

— Не знаю. С миллионерами я жил еще меньше, чем с обезьянами. Но вот что я вам скажу, мэм. В Америке, конечно, много богатых бездельников. Но самые первые миллионеры, я уверен, и в самом деле работали лучше всех. У вас там были совсем другие правила игры, не такие, как в Европе или в России. Надо было только иметь голову на плечах и какой-то начальный капитал. В те времена никто не мешал человеку разбогатеть.

— Никто, — согласилась американка. — Кроме других людей, которые тоже хотели разбогатеть.

— Ну, от таких было чисто американское средство, — сказал Степан. — Называется «кольт».

Туман сгустился так, что лучи фар не пробивали молочно-белую стену.

— Остановите здесь, — попросила женщина.

Степан удивился, но ничего не спросил. Он сбросил скорость, свернул в правый ряд и остановился, когда под колесами захрустел гравий обочины.

— Вы можете мне помочь, — сказала она.

— Конечно, — ответил Степан.

До него не сразу дошло, что она и не спрашивала его. В ее словах звучала простая констатация факта. Он может помочь ей.

— Нам надо выйти из машины. — Она посмотрела ему в глаза.

Степан заглушил мотор.

— Надо — выйдем. А мы не опоздаем в аэропорт?

— Не опоздаем, — сказала женщина. — У нас еще много времени.

— Десять минут назад его было мало, — напомнил Степан, задержавшись перед открытой дверью. — Что-то изменилось?

— Разве вы не заметили? — улыбнулась иностранка, и он удивился ее красоте.

Куда же он смотрел все это время? Почему он до сих пор не разглядел этих глаз, этих высоких скул и этих по-детски свежих губ?

Посмеиваясь и качая головой, он достал фонарик, выбрался на дорогу и обошел машину, чтобы открыть дверь для пассажирки.

Выйдя, она поправила шляпу и осмотрелась. Степану показалось, что она видит в тумане гораздо больше, чем он. Женщина кивнула и вытянула руку:

— Нам сюда.

Она уверенно пошла впереди, и Степан двинулся за ней.

Плотный холодный туман окутал его. Отойдя на пять шагов от машины и оглянувшись, Степан едва смог различить ее задние огни. Они тускло светились, как два тлеющих уголька в толще золы.

— Не идите так быстро, — сказал он, пытаясь разглядеть в тумане женщину. — Мы можем потерять друг друга.

— Мы найдем друг друга, — прозвучал ее голос.

По лицу хлестнула ветка дерева, и Степан остановился, поняв, что сошел с обочины. Женщины здесь не оказалось, и в желтом луче слабого фонарика колыхались клочья густого тумана. Гончар повернул вправо, но под ногами вместо твердого асфальта продолжали хрустеть ветки.

Ему стало смешно. Заблудился на шоссе. В десятке шагов от машины. Да еще с красоткой. Которая, кажется, тоже заблудилась.

— Мэм, встречаемся у машины! — позвал Степан.

Не дождавшись ответа, он развернулся и решительно зашагал обратно. Длинная разлапистая ветка со свистом скользнула по кожаной куртке.

«Никогда не замечал, что здесь столько деревьев», — удивился Степан. Он отвел ветку от лица и в следующий миг почувствовал, что нога повисла над пустотой.

Яма? Люк открытый? Кювет? Не удержавшись, он сорвался вперед. В пустоту. Ветка выскользнула из руки, больно расцарапав ладонь, и Степан Гончар покатился вниз...

Наверно, он на какое-то время потерял сознание.