Дорога ветров   ::   Ефремов Иван

Оставалось лишь предположить, что эти названия даны путниками какой-то другой народности, ориентировавшейся на север, а не на юг, не так, как древние народы.

Я долго шарил биноклем по унылым скатам — пыльно-желтым и грязно-серым равнинам, полого поднимавшимся за северными обрывами. И вдруг совершенно ясно, так, что мне показалось, будто я смотрю на знакомую фотографию, я увидел сфинкса. Наклонив вперед большую темную голову, он лежал на равнине, вытянув передние лапы, в классической позе. Не могло быть сомнения — это останец Цундж. Когда я отнял бинокль от глаз и стал прицеливаться на останец компасом, он оказался видимым и простым глазом — маленькое желтое с черным пятно на монотонной желто-серой плоскости.

Я сообщил о находке товарищам и записал под аккомпанемент их одобрительных восклицаний азимут СЗ 330 градусов. Теперь стало несомненным, что мы находимся в том самом месте, о котором давно мечтали, слушая рассказы Чудинова и представляя себе гигантское кладбище динозавров.

Осталось только изучить его, сделать пробные раскопки и наметить план будущих работ. Веселые, устремились мы врассыпную по склонам, не обращая внимания на их крутизну — за время исследования Нэмэгэту выработалась привычка ходить по обрывам гобийских красноцветов вскачь, уподобляясь горным козлам — янгерам.

Но когда через три часа мы сошлись снова у машин. унылое недоумение на лице каждого «охотника» без слов свидетельствовало о полной неудаче. Нашлись обломки костей динозавров, щитки черепах, куски стволиков окаменелой древесины. Сборы были достаточны для установления возраста слоев Ширэгин-Гашуна, но даже отдаленно не напоминали богатого кладбища ящеров. Не задерживаясь для еды, мы разгрузили «Дзерена»и поехали па пустой машине вниз, во впадину, через саксаульники и пески к уступу Цзун-Ширэ.

До вечера все пятеро исследователей — Орлов, Громов, Эглон, Данзан и я — ходили по этому длиннейшему обрыву (около десяти километров). Сорокаметровый уступ был изрезан оврагами и промоинами — башни, сфинксы, драконы, бюсты разных людей глядели с презрением на нас, медленно пробирающихся по пескам у подножия красных стен. Жара и безветрие, удивлявшие еще с утра, здесь, во впадине, стали нестерпимыми. После холодных ветров, снега и морозных ночей в Нэмэгэту и студеного, в вечной тени, перевального ущелья мы не рагстапались с ватниками и ватными штанами. Подобная одежда в духоте Ширэгин-Гашуна наставила нас обливаться потом и была сброшена после первого часа ходьбы по обрывам.

Я увидел вдали белое пятно, двигавшееся мне навстречу, и остановился в недоумении. Это оказался Эглон, уныло шагавший в одном нижнем белье. Ватные штаны неуклюже висели на ледорубе на его плече. Очки жалобно перекосились, обильный пот струился по его лицу и шее. нос грустно смотрел под ноги. Исследователь сетовал на отсутствие интересных находок.

Породы здесь в общем походили на те. какие попадались в Нэмэгэту: слои красных глин, песчаников и песков, переслоенные голубоватыми конгломератами. Но лишь редкие обломки, еще более жалкие, чем в Барун-Шире, встретились нам за все время исследования Цзун-Шире. Ясно было одно — в обрывах вопреки сообщению отряда Комитета наук никакого сколько-нибудь стоящего местонахождения нет и не было.

Приехали в лагерь без приключений уже в сумерках. За время нашего отсутствия проводник Цедендамба ездил на «Смерче»и отыскал колодец с отвратительной на вкус водой в трех километрах к западу. Чай, по общему признанию, был не чем другим, как подогретой верблюжьей мочой с примесью гипосульфита и глауберовой соли. Худшей, чем в Ширэгин-Гашуне, воды мне не встречалось за все время работы в Гоби в последующие годы.