Исаак Лакедем   ::   Дюма Александр

Потому иные любители сельских утех, люди с бесхитростными буколическими устремлениями, повелевали возводить усыпальницы в своих загородных поместьях, садах или лесах, чтобы вечно услаждать себя соседством с нимфами, фавнами и дриадами, под ласковый шелест листвы, лепет ручья, бегущего по каменистому ложу, и пение укрывшихся в ветвях птиц. Такие люди слыли философами и мудрецами; впрочем, их было немного… Остальные (это было огромное большинство), томимые жаждой действия, любящие шум и суету столь же сильно, как первые — одиночество, тишину и сосредоточенность, покупали за немыслимые деньги участки у большой дороги, по которой шли путешественники, неся в Европу вести из Азии и Африки, из всех стран мира. Такие-то и селились навечно около Латинской и Фламиниевой дорог, но особенно (особенно!) Аппиевой. Проложенная цензором Аппием Клавдием Цеком, эта дорога вскоре превратилась из имперского тракта в одно из римских предместий. Конечно, она все еще вела к Неаполю, а оттуда к Брундизию, однако пролегала меж двух рядов домов, похожих на дворцы, и гробниц, построенных как величественные усыпальницы. Вот почему маны счастливцев, обитавших здесь, не только видели знакомых и неведомых им путников, не только слышали новости из Азии и Африки, но и сами обращались к путешественникам устами могил и словами своих эпитафий.

Поскольку, как мы установили, индивидуальные склонности переживали владельца, скромный сообщал:

Я был, и нет меня. Вот суть моей жизни и моей смерти.

Богатый же Провозглашал:

Здесь покоится

СТАБИРИЙ.

Он был призван карать, хотя и не добивался этого.

Он мог бы занять высокую должность в любой сенатской декурии, но не захотел этого.

Набожный, храбрый, верный, он вышел из ничтожества, а оставил после себя тридцать миллионов сестерциев и никогда не желал слушать философов.

Будь здоров и подражай ему.

Не удовольствовавшись сказанным, богатый Стабирий приказал высечь над своей эпитафией солнечные часы, чтобы уж несомненно привлечь внимание прохожих.

Сочинитель взывал:

Путник!

Сколь ни спешишь ты к цели своего странствия,

этот камень просит, чтобы ты обратил на него взгляд и прочел написанное:

«Здесь покоятся кости поэта МАРКА ПАКУВИЯ».

Это все, что я хотел тебе сообщить. Прощай!

Некто весьма скрытный предупреждал:

Мое имя, происхождение и состояние, то, кем я был, и то, чем стал, да не будет тебе известно.

Замолкнув навечно, я превратился в горстку праха и костей, в ничто! Явившись из небытия, я вернулся туда, откуда пришел.

Мой жребий ждет и тебя. Прощай! Тот, кто был всем доволен, восклицал: На этом свете я славно пожил!

Моя пьеса закончена. Да и ваша близится к концу.

Прощайте! Рукоплещите!

А на могиле девочки, бедняжки, ушедшей из мира в возрасте семи лет, чья-то рука, должно быть отцовская, начертала:

Земля! Не дави на нее! Ведь она тебя не обременяла!

Эти мертвецы, так цеплявшиеся за жизнь, к кому обращали они свои посмертные призывы? Чье внимание старались они привлечь, подобно куртизанкам, постукивающим по оконному стеклу, чтобы заставить прохожих обернуться? С кем эти духи желали незримо общаться? Кто беззаботно проходил мимо, не видя их и не слыша?

То был цвет римского общества, все молодое, красивое, изысканное, богатое и аристократичное, чем блистала империя. Виа Аппиа — это Лоншан античности. Но этот Лоншан длится не три дня, а круглый год.