Колодезь Иакова   ::   Бенуа Поль

Когда все уходили и в доме наступала тишина, она вставала и снова бралась за дорогую ей иглу.

Из старой газеты она вырезала патронки воображаемых роскошных моделей.

Раз или два в месяц она, объятая страхом, поддавалась на уговоры товарок, по всей вероятности, уже весьма искушенных, и уходила с ними. Как-то, возвращаясь вечером одна домой, она попала в драку. Ее схватили, и тут ей впервые пришлось столкнуться с каракалом – турецкой полицией.

Помощник комиссара, весьма наглый молодой человек, недолго с ней церемонился.

Никакой выкуп не казался Агари дороже вновь обретенной свободы.

К тому же, разве могла она ставить свои условия и спорить, как равная, с этим то грозным, то любезным господином?

Покинув полицию ночью, под проливным дождем, разбитая, объятая тупой горечью, она, шатаясь, еле добралась до своей постели и до самой зари, когда первые солнечные лучи заиграли на серых стеклах, утешала себя, лаская свои дорогие лоскутья.

Спустя несколько дней ей довелось относить вечернее платье в «Пера-Палас». Хозяйка наказала ей быть очень вежливой, но заказ отдать только по получении тридцати пяти лир. Заказчица была певицей, пользовавшейся завидным успехом в одном из кабарэ на площади Таксиль.

С картонкой в руке Агарь вошла в вестибюль гостиницы и остановилась, ослепленная и зачарованная роскошью, позолотой, зеленеющими растениями, погруженными в кожаные кресла величественными старцами и спесивыми молодыми людьми, которые, забравшись на высокие сиденья, тянули из соломинок напитки цветов более прекрасных, чем облачавший Тору бархат.

В тот же миг она почувствовала, что ее грубо схватили за руку: швейцар объяснил ей, что имеется специальный вход для служащих.

Отдав платье горничной, она стала ждать, стоя на площадке, рядом с полуоткрытой картонкой.

Вскоре горничная снова появилась:

– Барыня хочет говорить с тобой.

Агарь как вошла, так и встала, точно пригвожденная к порогу. Платье со всей силой было ей брошено прямо в лицо.

– И это ты осмелилась мне принести? Твоей хозяйке не стыдно было послать мне такую работу? Убери сейчас же этот ужас, да поживей!

Но девочка не смутилась. Быстрым взглядом окинула она платье и тут же заметила все выведшие певицу из себя недостатки.

– Барыня права, – как можно более спокойно произнесла она. – Но невелика беда. Если барыня позволит, я живо все поправлю…

Спокойствие и скромность Агари подействовали на молодую женщину. Она быстро смягчилась.

– Как ты все это исправишь? Сколько же тебе лет? Четырнадцать?

– Пятнадцать, барыня.

– Как тебя зовут?

– Агарь Мозес.

– А, Агарь Мозес. А знаешь, как меня зовут?

– Да, барыня. Лина де Марвиль.

– Это мой псевдоним. Зовут же меня Рашель Бернгейм. Понимаешь?

Тут только Агарь осмелилась осмотреть комнату, в которой стояла.

Такой роскоши она не могла себе вообразить. Тысячи разбросанных повсюду кричащих безделушек, таинственные принадлежности туалета, платья и кружева, заполнившие сундуки и покрывшие ковры и кресла, маленькие вышитые подушки и, наконец, постель с ниспадающими на землю простынями, обнажавшими тело Лины де Марвиль, просвечивающееся сквозь тонкий шелк рубашки…

Спазм сжал горло ребенка. Было столько восторженной муки в ее глазах, что певица почувствовала себя и польщенной и тронутой.

– Если ты считаешь себя достаточно ловкой, попробуй мне это исправить. Все же будет лучше. Сядь у окна, там светлее. Все нужное для шитья ты найдешь там, на столике, в коробке из-под конфет.

Агарь села за работу. К счастью, беда была не такой уж непоправимой: переставить несколько крючков, убрать складку, чуть поднять пояс…

Лина де Марвиль с нежностью глядела на нее.

– Да знаешь ли ты, что у тебя руки волшебницы?

Агарь лихорадочно продолжала работу.

– Да посмотри же на меня.