Морская школа   ::   Коковин Евгений Степанович

Смотри, сколько заботы о старике! Перед маем за­ходил Николай Иванович и сказал:

– Особым постановлением тебе, Андрей Максимо­вич, Советская власть установила пенсию. И за квар­тиру теперь будете платить по самой малой норме, как семья героя труда и пенсионера. Да не Орликову, пото­му что отныне этот дом ему не принадлежит, а принад­лежит коммунальному хозяйству, народу, значит.

– Ну что ж, – ответил дед, – скажи спасибо Со­ветской власти. Бывало отовсюду гнали безногого ста­рика, едва на месте сторожа-фонарщика держали, а те­перь Советская власть в герои труда произвела и пен­сию назначила. Спасибо!

Дед помолчал, с благодарностью глядя на Николая Ивановича, потом спросил:

– Ну, как дела у нашей Советской власти?

– Дел много, – ответил Николай Иванович. – Не унимаются враги. Польские паны на Украину полезли. Киев захватили. Вот с ними покончим да Врангелю шею сломаем, тогда жизнь будем устраивать. Много дела, Максимыч, очень много!

– Как не много, – согласился дед, – все разруше­но, сожжено. Война – она война и есть. Тут теперь си­ла великая нужна, чтобы все поправить.

– А у нас такая сила есть, Максимыч. Партия на­ша, Советская власть, а с ними – народ. Эта сила все свершит!

…Однажды пришло деду письмо: «Андрею Макси­мовичу Красову». И в письме: «Дорогой товарищ Красов! Комитет профессионального союза приглашает вас на торжественное собрание, посвященное Международ­ному празднику труда – Первому мая».

За всю свою долгую жизнь ни разу не был дед Мак­симыч на торжественных собраниях. Подумал: нужно идти, коли приглашают. Часа за два до начала собрал­ся и отправился.

В это время мы, ребята, наигравшись, сидели у ворот и разговаривали. Костя Чижов сказал, что морская школа для соломбальских ребят будет открыта осенью. Я показал друзьям книги, которые взял в детской биб­лиотеке. Вспоминали картину – в этот день в кино­театре «Марс» был дневной сеанс для ребят. Измени­лась наша жизнь с тех пор, как прогнали из Архангельска американцев, англичан и белогвардейцев.

Конечно, в жизни не все еще было хорошо, не все так, как нам хотелось бы. Был тяжелый двадцатый год. Дома мы ели прохваченную морозом водянистую кар­тошку и хлеб с мякиной. Штаны у меня были, как гово­рится, заплата на заплате, а сапоги совсем развали­лись и «просили каши». У Кости Чижова и у Гриши Осокина одежда была не лучше моей.

И все-таки мы чувствовали себя почти счастливы­ми. А Костя постоянно говорил:

– Погодите, не вдруг Москва строилась!

Вдруг к нашему дому подкатили дрожки.

Возница, не сходя с дрожек, говорит нам:

– Позовите-ка товарища Красова!

– Дедушку, что ли? – спрашиваю я. – Его дома нету, на собрание ушел.

– А какой он на вид? Может быть, я его догоню и хоть полдороги подвезу.

– Догнать его очень просто, а узнать еще легче. На деревянной ноге он, старый и седой весь.

Возница погнал лошадь и настиг деда Максимыча на полпути, уже у Кузнечевского моста.

– Садись, дедушка!

– Я так дойду. Непривычно на легковых кататься. Поспешай по своему делу.

– Так у меня и дело – тебя на собрание доставить.

– Меня? – Дед усмехнулся и махнул рукой. – Обо­знался ты, милый.

– Нет, не обознался. Ты – Андрей Максимович Красов?

– Я.

– Тогда залезай поскорее. Мне еще надо за пред­седателем потом поехать.

Влез дед на дрожки и сам не верит тому, что про­исходит. Ведь вот так, из таких же дрожках, Орликов еще полгода назад катался. А теперь едет на них, как хозяин, дед Максимыч.

Огляделся старик. Знакомых нет. Приметил вдали заводские трубы. Стоят мертвые, не дымят. Пароходы у причалов на приколе – жизни на них не видно.

Дед Максимыч тяжело вздохнул.

– Что вздыхаешь, дедушка? – участливо спросил возница.

– Дак как не вздыхать! Суда-то без ремонта стоят, а на носу навигация. Все порушено, все разорено.