Опасная тропа   ::   Шульц Джеймс Уиллард

Она усадила меня на ложе в глубине палатки — мое ложе в моей собственной новой палатке — и сама перетаскивала все вещи из вьюков, раскладывая в положенных местах. Затем она принесла дров и, разложив небольшой костер, приготовила еду и чай, к которому подала еще имевшийся у нас твердый-претвердый хлеб.

Потом она велела мне встать у входа снаружи и громким криком пригласить Питамакана и других ближайших друзей на угощение и трубку. Я выкрикивал имя каждого, а потом повторял приглашение, и оказавшиеся поблизости люди улыбались и отпускали одобрительные замечания на мой счет. Они говорили, что «почти-женатый» молодой человек ведет себя очень достойно при своем первом приглашении на угощение.

Один за другим явились мои гости и конечно немного пошутили на счет новой палатки и ее хозяина. Тситсаки перед каждым поставила еду и чай. Я попросил и свою порцию, но она взглянула на меня с укоризной, а собравшиеся приятели захихикали.

— О! Совсем забыл! — воскликнул я, сел и принялся резать и смешивать табак с листьями психотропного растения каксина note 73 на моей новой табачной доске.

Потом я наполнил этой смесью большую каменную чашечку на конце длинной трубки и приготовил ее, чтобы раскурить и пустить по кругу, когда еда будет убрана. Это последовало через пару часов. Когда же мои друзья разошлись, я поел сам и отправился наносить визиты, а Тситсаки пошла в палатку Белого Волка, чтобы сшить кое-что для Отаки. А на закате мы оба вернулись в мою новую палатку.

Пришла и Отаки. Она застенчиво прошла через весь лагерь с большим блюдом жареного мяса в руках и ничего не отвечая на шутки встречных. Она подошла ко входу в нашу палатку и позвала:

— Тситсаки, это я. Возьми, пожалуйста — здесь еда, которую я приготовила для своего будущего мужа.

Моя «почти-мать» отвела занавеску входа и взяла блюдо, а девушка сразу же поспешила обратно, не обменявшись со мной даже взглядом. Три дня утром и вечером и еще утром четвертого Отаки пришлось выносить свое испытание, проходя через весь лагерь с едой для меня. На четвертые сутки в полдень я поехал на охоту вместе с Питамаканом, а моя «почти-мать» вернулась в Форт-Бентон. На закате я вновь прибыл к своей большой и красивой палатке, отдернул дверную занавесь и вошел. Отаки сидела напротив моего ложа. На ней было красивое новое платье из красного фабричного сукна. Она нежно обратилась ко мне:

— Муж мой!

— Жена моя! — воскликнул я, стремительно проскочил через всю палатку, сел рядом с ней, обнял и поцеловал.

Так мы и начали нашу долгую и счастливую жизнь друг с другом. Две недели мы оставались с пикуни, а потом перебрались в форт.

В положенное время прибыли кутене и продали нам огромное количество бобровых шкур. Они присоединились к племенам черноногих и вместе отправились проучить кроу. Впрочем, разведчики последних обнаружили приближение врага и, побросав немало своего добра, включая палатки со множеством утвари, племя кроу нашло спасение в бегстве за реку Йеллоустоун.

Вооруженные новыми ружьями племена черноногих и кутене перебили той зимой неимоверное множество бизонов. По весне мы получили от них порядка восемнадцати тысяч добротно выдубленных бизоньих шкур, около трех тысяч шкурок бобра и несколько тысяч шкур волков, оленей, антилоп и других животных.

Та зима положила начало концу бизоньих стад на всем Северо-Западе Великих Равнин. Скорострельная винтовка Генри стала тем оружием, которое просто выбило их так же, как и прежде неисчислимое обилие прочей дичи.