Остров надежды   ::   Рытхэу Юрий Сергеевич

По тени, отражающейся на белой стене палатки, было видно: он что-то пишет.

Едва Ушаков улетел на самолете, Нанехак отчего-то сильно забеспокоилась: вдруг с ним что-то случится, вдруг летающая лодка столкнется с большой птицей, упадет на землю… Правда, Нанехак еще не видела такой огромной птицы, она была только в ее воображении, перекочевав из волшебных, полных чудесных превращений древних сказаний.

Когда Ушаков вернулся живым и невредимым, Нанехак почувствовала себя такой счастливой, что даже сама удивилась. Она не удержалась и принесла ему в палатку сваренную моржовую печенку, которую умилык очень любил.

– Напрасно ты не полетела, – сказал тогда Ушаков. – Наверху было так красиво…

– А разве не боязно? – спросила Нанехак.

– Нисколько. Вот я, например, боюсь высоты. Когда залезаю на крышу дома, голова кружится, а на самолете – нет!

Нанехак недоверчиво посмотрела на русского: как может такой человек бояться высоты деревянного дома?

– А что ты видел сверху? – спросила Нанехак.

– Прежде всего, много моржей, – принялся рассказывать Ушаков. – На льдинах их столько, что они кажутся черными, я даже сначала подумал, что открыл новые острова.

– А сам остров красивый? – спросила вдруг Нанехак, Ушаков немного подумал и ответил:

– Красивый… И еще красивее он показался мне потому, что его наконец заселили люди, настоящие люди.

– Мы тоже радуемся, – вздохнула Нанехак. – Вот только Урилык не перестает сниться…

– Это естественно, – задумчиво проронил Ушаков. – Мне тоже иногда снится деревня, где я родился.

Выйдя из палатки умилыка, Нанехак еще долго стояла снаружи, прислушиваясь к музыке, доносящейся с освещенного электрическими огнями парохода, отдельному отрывистому лаю засыпающих собак, детскому плачу, кашлю, всем этим привычным звукам обжитого места. Но вместе с этим неотступно росла мысль и о том, что на новом, еще не до конца знакомом месте, таится много неожиданного, неведомого и непонятного.

Нанехак заметила, что женщины, которые в Урилыке в поисках съедобных корней и растений могли отлучаться далеко от селения, здесь осмеливались лишь отходить за пригорок, чтобы все время видеть яранги, строящийся дом и слышать людские голоса.

Иногда, когда на остров опускалась темная звездная ночь, Иерок вместе с другими стариками шел в тундру, неся с собой священные блюда, связки амулетов. Вместе с ними уходил Апар, и Нанехак с тревогой ожидала его. Возвращался он молчаливый, тихий и долго не мог заснуть, ворочаясь на оленьей шкуре.

Порой в селении возникали разговоры о том, как кто-то видел странного зверя, сияние за вздымающимися на горизонте вершинами гор. Но каждый раз Иерок пресекал разговоры очередным походом со священными дарами, объявляя наутро, что здешние духи благосклонно относятся к новоселам.

– Скажите, кто-нибудь из вас болеет? – спрашивал Иерок, если кто-то жаловался ему. – Или голоден?

Никто не болел и никто не голодал на острове, и время от времени в море выходили охотничьи байдары, чтобы пополнить запасы свежего мяса.

Торопились достроить деревянный дом, склады, чтобы укрыть продукты и снаряжение. Нанехак ходила по гулким, пустым комнатам деревянного здания и дивилась, как можно жить в таком неуюте, просторе, на дневном свету, льющемся сквозь застекленные окна. Клали печи, конопатили стены, настилали один пол на другой, прокладывали стены войлоком. Все это вызывало удивление и любопытство у эскимосов, помогающих строить дом. Плотники со «Ставрополя» научили их обращаться с топором, рубанком, и Кивьяна теперь даже хвастался, что мог бы сложить печку в своей яранге.