Птица солнца   ::   Смит Уилбур

Она победно улыбнулась и снова нагнулась к лупе. Пальцем коснулась стрелки в углу фотографии, указывавшей на север.

— Целый город…

— Если это город, — прервал я.

— Целый город, — подчеркнуто повторила она, — и ориентирован на север. По солнцу. А вот акрополь — солнце и луна, два бога. Фаллические башни — их четыре, пять, шесть. Возможно, целых семь.

— Сал, это не башни, всего лишь темные пятна на фотографии, сделанной с высоты в тридцать шесть тысяч футов.

— Тридцать шесть тысяч! — Сал вскинула голову. — Значит, он огромный! За его главной стеной поместились бы с десяток Зимбабве.

— Спокойней, детка. Ради бога.

— И нижний город за стенами. Раскинулся на много миль. Он огромен, Бен. Интересно, почему он в форме полумесяца? — Она распрямилась и впервые за все время нашего знакомства обхватила руками мою шею. Обняла. — Ой, я сейчас умру от нетерпения! Когда мы туда отправляемся?

Я не ответил — у меня захватило дух, и я стоял, затаив дыхание, наслаждаясь прикосновением ее больших теплых грудей.

— Когда? — повторила она, отстраняясь, чтобы взглянуть мне в лицо.

— Что? — спросил я. — Что ты сказала? — Я вспыхнул, начал заикаться, она рассмеялась.

— Когда мы отправляемся, Бен? Когда начнем раскапывать твой затерянный город?

— Ну, — я обдумывал, как бы поделикатнее выразиться, — сначала отправляемся мы с Лореном Стервесантом. Во вторник. Лорен не упоминал ассистента, так что вряд ли ты полетишь с нами на рекогносцировку.

Салли сделала шаг назад, подбоченилась, зло взглянула на меня и спросила с обманчивой мягкостью:

— Поспорим?

Я спорю, когда есть шанс выиграть, поэтому я просто приказал Салли собираться. Недели для этого слишком много: Салли профессионал и путешествует налегке. Ее вещички уместились в небольшой сумочке и рюкзаке. Самое громоздкое — альбом и краски. Книги мы отбирали вместе, чтобы избежать повторов. Другой габаритный груз — мое фотографическое оборудование, ящики и сумки для образцов — вместе с моим брезентовым чемоданом громоздился в углу кабинета. Через двадцать четыре часа мы были готовы и следующие шесть дней спорили, убивали время, раздражались, вздорили из-за пустяков и все время разглядывали фотографию, которая уже начала утрачивать глянец. Когда напряжение становилось невыносимым, Салли запиралась в своем кабинете и пыталась переводить надписи из Драй Коппен или расшифровывать символы из Виттберга. Наскальные рисунки и древняя письменность — ее специальность.

А я раздраженно бродил по выставочным залам, рассматривал пыль на образцах, прикидывал, как лучше расставить сокровища, заполняющие подвальные и чердачные помещения, подсчитывал имена в книге посетителей, пытался играть роль экскурсовода для стаек школьников — занимался чем угодно, только не работал. И в конце концов отправлялся наверх и стучал в дверь Салли. Иногда в ответ раздавалось: «Входи, Бен». Но бывало и по-другому: «Я занята. Что тебе нужно?» Тогда я шел в секцию африканских языков и проводил час-другой с мрачным гигантом Тимоти Магебой.

Двенадцать лет назад Тимоти пришел в Институт уборщиком. Мне потребовалось полгода, чтобы обнаружить, что помимо своего родного южного сото он говорит еще на шестнадцати диалектах. За восемнадцать месяцев я научил его бегло говорить по-английски, а за два года — писать. Два года спустя он поступил в университет, еще через три года получил степень бакалавра искусств, а еще два года спустя к нему пришла ученая степень магистра — теперь он работает над докторской диссертацией по африканским языкам.