Шейн   ::   Шефер Джек

Его взгляд как будто вцепился в меня… тут же отпустил и скользнул по нашей ферме. Ничего она особенного собой не представляла, если говорить о размерах или там богатстве. Но уж если что здесь имелось, так оно было добротное. Тут можно было положиться на отца. Кораль, в который при нужде вмещалось голов тридцать скота, обнесен жердями на крепких, глубоко вкопанных столбах. Выгон позади кораля, занимающий почти половину нашего участка, тоже надежно огорожен. Сарай небольшой, но прочный, да еще мы сейчас надстраивали с одного конца над ним второй этаж — сеновал для люцерны, которая у нас занимала сорок акров в северной части фермы. Картофелем мы в этом году засадили приличное поле, а кукурузу отец посеял нового сорта, он выписал семена аж из самого Вашингтона, и она сейчас поднялась как следует и стояла ровными, чистыми рядами, без единого сорняка.

Мамин огород за домом просто глаз радовал. В самом доме было три комнаты — вообще-то говоря, две: большая кухня, где мы проводили почти все время, когда находились в доме, и спальня рядом с ней. Моя маленькая комнатка помещалась в пристройке, позади кухни. Отец собирался, когда выдастся время, построить для матери гостиную — уж очень ей хотелось.

Полы в доме были деревянные, снаружи — красивая веранда. Да еще дом у, нас был выкрашен в белый цвет с зеленой отделкой — редкость в здешних краях, но это мать попросила отца так покрасить, она сказала, что это ей будет напоминать родную Новую Англию. И, что здесь встречается еще реже, покрыт дом гонтом 5 . Уж я-то этой кровле цену знаю. Я помогал отцу колоть эти дощечки. Да, не часто можно было увидеть в те времена в глубине Территории такую щеголеватую и ухоженную ферму.

Незнакомец все это углядел, пока сидел спокойно в седле. Я видел, как глаза его приостановились на цветах, которые высадила мать у ступеней крыльца, замерли на нашем сверкающем новеньком насосе и желобе рядом «с ним. Потом они вернулись ко мне, и снова, не знаю почему, я почувствовал внезапный холод. Но голос у него был мягкий, и говорил он как человек, который воспитал в себе терпеливость.

— Я бы с удовольствием воспользовался этим насосом… Вода не повредит ни мне, ни коню.

Я попытался подобрать слова, а они будто в горле застряли, но тут понял, что он обращался не ко мне, а к кому-то у меня за спиной. Оказывается, это отец подошел и стоял сзади, опершись на ворота кораля.

— Пользуйтесь водой сколько хотите, незнакомец.

Мы с отцом смотрели, как он спрыгнул с седла одним плавным, текучим каким-то движением и подвел коня к желобу. Накачал в него воды почти до краев и позволил коню погрузить губы в холодную воду еще раньше, чем зачерпнул ковш для себя.

Он снял шляпу, выколотил из нее пыль и повесил на угол желоба. Руками стряхнул пыль с одежды. Достал из седельной скатки тряпочку и тщательно протер сапоги. Развязал шейный платок, сиял с шеи, закатал рукава рубашки, погрузил руки в желоб и принялся тщательно тереть их и плескать водой себе в лицо. Потом потряс руками, пока они просохли, вытер платком последние капли с лица. Вынул из нагрудного кармана рубашки гребешок и зачесал длинные темные волосы назад. Все его движения были ловкими и уверенными; с той же быстрой точностью он отвернул обратно рукава, снова повязал на шею платок и взял шляпу.

А потом, держа ее в руке, повернулся и зашагал прямо к дому. Низко наклонился, сорвал одну из маминых петуний и вставил за ленточку шляпы. В следующее мгновение шляпа оказалась у него на голове, он подогнул поля пониже быстрым, машинальным движением, ловко взметнулся в седло и повернул коня к дороге.

Я был зачарован. Никто из знакомых мне мужчин не заботился так о своей внешности. За это короткое время изысканность, тень которой я заметил раньше, проступила куда яснее.