Шевалье   ::   Хэррод-Иглз Синтия

Джемми наблюдал, как она подошла к кроватке, чтобы взять малышку. Потом он сказал:

– Знаете, мне доставляет большое удовольствие думать об этой девочке, о том, как она будет расти здесь вместе с собакой, в этом доме. Я приеду и буду учить ее ездить верхом, как только она достаточно подрастет. Вы позволите мне, кузина? Мы будем все вместе ездить верхом к Десяти колючкам, в лес Вилстропа и в Заячью рощу?

Это прозвучало с такой тоской, что Альена рассмеялась.

– Конечно, мы будем ездить верхом вместе. Особенно по тем местам, чьи названия всю мою жизнь звучали для меня, как песня. Я надеюсь, ты понимаешь, Джемми, как тебе повезло, что ты вырос здесь? Я рассчитываю, что ты покажешь мне каждую частицу твоего царства.

– С величайшим удовольствием, – поклонившись, ответил Джемми.

* * *



В мае 1718 года в Сен-Жермен умерла королева Мария Беатриса, которую оплакивал весь двор короля-изгнанника. Аннунсиата послала письмо с выражениями соболезнования королю в Урбино по своим обычным каналам. Она предполагала, что Альена тоже могла написать, и подозревала, что она это сделала еще раньше, чтобы сообщить королю о рождении Марии-Луизы. Однако ответил король или нет, Аннунсиата не знала и не имела желания спрашивать. Хотя Альена, казалось, устроилась в Шоузе вполне счастливо, посвящая свою жизнь воспитанию дочери и получая удовольствие от простых сельских занятий, и ее забавляли проделки Джемми, все же Аннунсиата не могла не подозревать, что рана, нанесенная ей, очень глубока, и об очень многом Альена умалчивает.

Король, как сообщили Аннунсиате, был глубоко опечален кончиной своей матери и теперь, оказавшись совершенно одиноким и мире, стал искать жену среди второстепенных принцесс Европы. Аннунсиата думала с некоторой неприязнью, вспоминал ли он вообще когда-нибудь Альену, и проклинал ли себя за потерю той, которая смогла бы служить для него величайшим утешением и быть самой лучшей из жен. Она надеялась, что да, и каждый день ожидала получить хоть какие-нибудь признаки его раскаяния.

Они обнаружились в октябре, как раз перед днем рождения Марии-Луизы. Пришел пакет, пришитый ко дну мешка с изюмом, в котором, когда его вскрыли, оказался конверт, скрепленный королевской печатью. На нем не было, как обычно, никакого адреса, из опасений обвинений. Аннунсиата вскрыла его сама, полагая, что скорее всего письмо предназначалось для нее. Она прочитала его медленно два раза, а затем отложила и стала пристально на него смотреть, почти не зная, радоваться ей или плакать.

Это была жалованная грамота, дарующая титул графини Страторд со всеми правами, Марии-Луизе Фитцджеймс Стюарт с правом передавать его по наследству своим родным детям как мужского, так и женского пола. Грамота была подписана рукой Джеймса III, короля Англии, Шотландии, Ирландии и Франции.

Аннунсиата вновь посмотрела на грамоту и увидела, что дата на ней стояла та же самая, что и на брачном контракте короля с польской принцессой Марией Клементиной Собески. Чувствовал ли он вину? Или сожаление? Или просто завершение неоконченных дел, признание ответственности? Она опять прочитала грамоту, и тут ее осенило. Мария-Луиза Фитцджеймс Стюарт – в этих именах он дал ребенку все, что имел. Это не была вина, это была любовь.

Итак, малышка Мария-Луиза отныне стала графиней Страторд – звонкий и пустой титул, подарок изгнанного короля! Ее мать даст ей больше – землю, дома, ренту, – твердые, достойные вещи. Все равно однажды она сможет порадоваться титулу. Аннунсиата взяла письмо, осторожно разгладила тяжелую бумагу пальцами и пошла искать Альену.