Возвращение Скарамуша   ::   Сабатини Рафаэль

Красноречие принца обволакивало, затопляло сознание де Керкадью, его гипнотизировали собственные верноподданнические чувства, заставлявшие не одно поколение простых, бесхитростных дворян принимать слова из королевских уст за пророчества. Он испытывал неподдельные муки безысходности. На лбу де Керкадью выступила испарина. Но он все-таки нашел в себе силы отстаивать свою позицию.

— Монсеньор, — возразил он с отчаянием, — именно по той причине, что возвращение в Гаврийяк представляется сейчас таким нескорым, а наши средства подходят к концу, я и хочу защитить и обеспечить племянницу посредством этого брака.

Регент нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Вы говорите о своем возвращении в Гаврийяк, то есть о нашем возвращении во Францию как о событии отдаленном. Неужели ваша вера столь слаба?

— Увы, монсеньор! Как же мне верить во что-то иное?

— Как верить? — И снова принц посмотрел на придворных, словно приглашая их разделить его недоумение подобной слепотой. — Очевидно, вы не способны видеть очевидное.

Теперь его высочество пустился в политические рассуждения, которые представляли положение в Европе так, как он его понимал. Он отметил, что, как бы безразлично до недавнего времени ни относились европейские монархи к событиям во Франции, их апатию наконец рассеяло чудовищное преступление, каковым является казнь короля. Ранее эти правители, возможно, думали о собственной выгоде, которую приносил им революционный паралич французских ремесел, земледелия и торговли. Они, вероятно, воображали, что устранение такого сильного государства с международной сцены укрепит их собственные позиции. Но теперь все изменилось. Франция в ее нынешнем состоянии справедливо воспринимается как рассадник анархии, как опасность для цивилизации. Узурпаторы уже дали понять, что их цель — преобразование всего мира в соответствии с революционными идеалами. А идеалы эти неизбежно найдут отклик в среде отбросов любого общества, ибо дают недостойным возможности, которых те по справедливости лишены в любом цивилизованном обществе. Во Франции самые низкие негодяи, подлинные подонки нации оказались «на коне», а их заграничные последователи уже распространяют яд анархической доктрины в Швейцарии, в Бельгии, в Италии, в Англии. Первое шипение ядовитой гадины уже услышано. Как может здравомыслящий человек думать, что великие державы Европы останутся в стороне? Разве не очевидно, что ради собственной безопасности, ради самосохранения они должны без промедления подняться, объединиться и истребить эту нечисть, освободить Францию от нового рабства, исцелить ее язвы, пока зараза не перекинулась на остальные страны?

Агенты его высочества пишут из Англии, из России, из Австрии, отовсюду, сообщая, что дело уже сдвинулось с мертвой точки. Д'Антраг подтвердит, насколько обширно, насколько решительно это движение, которое вскоре поставит революционеров на колени. Как раз сегодня утром д'Антраг получил донесение, что Англия присоединилась к антифранцузской коалиции. Это великая новость, если должным понять ее значение. До недавнего времени Питт считал, что может что-то выгадать на французской революции, подобно тому, как Ришелье выгадал на английской в 1640 году, использовав кризис соперничающей державы для возвеличения своей. И вот теперь из Лондона пришло известие, что Шовелену, республиканскому министру-посланнику отказано в приеме. То есть Сент-Джеймский двор объявил республиканской Франции войну.

— Итак, оживите свою веру, мой дорогой Гаврийяк, — призвал в заключение регент. — Отложите решение, диктуемое преходящей нуждой. Если бы я только знал, насколько вы стеснены в средствах, я ни за что не согласился бы принимать вашу ценную помощь как секретаря без вознаграждения. Д'Аварэ учтет это на будущее.