Асфальт   ::   Гришковец Евгений Валерьевич

 – Я как увидел, что у меня жена туда же скатывается, а я ей в этом активно помогаю… Короче, Миша. Ужас это всё… так что мне с молодыми девками нравится. Но я, Миша, всегда влюбляюсь. Без этого не могу. Каждый раз думаю, что сильно влюбился. И мне так лучше! Но вчера… Ох, и стыдно мне стало! Аня у тебя такая хорошая. И ещё я всё-таки понял, что не все такие толстожопые, каждое утро и вечер встающие на весы, в надежде увидеть волшебное исчезновение лишнего веса… То есть не все такие пошлые, озабоченные всем, чем озабочиваются сорокалетние пердуны, как я. Прости меня за испорченный вчерашний вечер, прости, что поставил твою жену в нелепую ситуацию, прости за то, что не скрывал, а, наоборот, демонстрировал и грузил тебя всеми своими… Ну, ты понимаешь?! Всеми своими комплексами. Вчера я понял, как это некрасиво выглядит со стороны. В общем, я хотел, чтобы ты это услышал, знал, что я всё понимаю, чтобы ты не считал меня пердуном, потому что я сам себя таким считаю. Прости, друг мой!

Миша не очень знал, что можно на всё это сказать. Он поуспокаивал Стёпу, сказал, что ни он, ни Аня совершенно не обижаются и что на него совершенно нельзя обижаться. Они тогда ещё поговорили о том о сём, ещё выпили.

– И ещё, Мишенька, я должен, – уже заметно пьяненький, сказал Стёпа, когда разговор стал подходить к некому логическому и практическому концу, – и хочу тебе сказать, что я так вчера испугался того, что мы поссорились и что я тебя теряю. Я раньше так сильно такого чувства не испытывал. И знаешь, я испугался и понял… Я понял, что я уже так много всего на свете потерял, что больше терять не могу, не хочу и не должен. Ты, может быть, думаешь… вот, Сёпа такой вот смешной, толстый и бессмысленный, а я такой и есть. Я всю жизнь люблю животных. А у меня у самого никакого своего животного не было. Даже в детстве не было ни кошки, ни собаки, только морская свинка. Я учился животных лечить и всё время их лечу. А своего нету. На своё животное я не найду времени и позаботиться не смогу. А знаешь, сколько разных животных у меня на глазах передохло… Короче, у меня смешная и бессмысленная жизнь. А вчера я так испугался… Я прикинул, а кто у меня, в сущности, в жизни есть? Очень мало у меня осталось близких людей. Прямо-таки совсем мало! Ты, конечно, можешь не причислять меня к близким людям, но это не важно. Мне это, Мишенька, прости меня, не важно. Главное, я ощущаю тебя близким мне человеком. Я тебя люблю!… Погоди, – Стёпа сделал широкий и пьяный жест рукой, останавливая Мишу, который хотел что-то сказать, – погоди… Да, я выпил, да, расчувствовался. Но это не пьяные сопли! Я тебя люблю, Мишенька. Ты такой молодец! Ты так… Как бы это сказать?… Ты правильно всё делаешь, такой талантливый… Ты хороший человек. И мне нужно знать, что ты мой друг. Ты можешь меня другом не считать. Но дай мне тебя считать другом! – Стёпа допил остатки пива, которые тоненько желтели на донышке. – Я понял, Миша, что мне друзья нужны, чтобы окончательно не потеряться и не засуетиться вконец. Мне нужно знать, что есть такие люди, ради которых я могу отменить все дела, пожертвовать полезными для меня обстоятельствами или даже ночью выскочить из постели и помчаться к другу, пусть бы в этой постели была самая красивая девушка на свете. Мне нужно знать, что я это могу. И пусть никто из друзей никакой жертвы от меня не попросит. Но я должен знать, что ради разговора с другом, ради дружеской пьянки или рыбалки, будь она неладна… я готов бросить всё! Но только, чтобы это было кому-то нужно, чтобы кто-то знал, что есть такой Сёпа, которому можно позвонить ночью, и он приедет, даже не спросив, зачем. Да, хочу, чтобы всегда помнили, что если будет плохо, одиноко или просто грустно, есть такой вот толстый, нелепый Сёпа, который бросит всё… Мне надо знать это про себя.