Аз буки ведал   ::   Дворцов Василий

Но вот так просто произнести: "начни жить по-другому, иначе вокруг тебя еще не столько беды людям будет", - боюсь, это значит воздух потрясти. Хотя это действительно так.

- "Беды не будет"?.. Так ты все же считаешь: это всё - я?

- А ты разве не так думаешь?

- Но я в чем виноват?

- А сам как считаешь?

- Ты говори!

- Предательство - это форма воровства. С дочкой. И женой... Понимаешь, есть такое дело: человеку в крещении Господь ангела-хранителя приставляет. А вот есть такой ангел, что город держит. И есть - народ водит. Разные они, ангелы. Есть и такие, которые семью оберегают... И ангелы эти далеко не всем бывают даны. Понимаешь? Хорошие люди сходятся, женятся. Детей рожают... И разводятся. Опять ищут себе пару; кому-то удается, а кому-то - нет. Почему? Вот потому-то, что не дан был им ангел на семью. В ранешние, былинные времена, прежде чем пожениться, шли молодые при возможности к старцу, а нет, так просто к духовно опытному священнику за благословением. Тот молился о них, а потом и объявлял им Божью волю.

- У меня... нет этого ангела?

- Нет.

Тишина: Катунь далеко, и ветерок затих... Тишина.

- И что мне делать?

- Не мучай женщин. Живи один.

- Один? Один. Один. Но, отец, еще... Я же в "Белом доме" крестился... Я хотел русским стать. На случай, если убьют.

- Ты православным стал! Не понимаю, что для тебя значит "стать русским"? Как это "стать"? Это определение не физиологическое. Такую принадлежность только твое сердце знает. А не паспортный отдел. И никогда нигде не говори больше об этом. Глупо. Очень глупо: разве русский обязательно славянин? Эдак ты мать-Россию половины ее детей лишишь.

- Спасибо... Спаси Христос!

- Вот и славно!

Отец Владимир встал. Встал и Глеб. Священник широко перекрестил его, положил чуть влажную ладонь на лоб.

- Храни Господь раба своего Глеба!.. Все? Пойдем спать?

- Погоди. Последнее: я еще почему-то не хочу в Красноярск ехать. Боюсь.

- Боишься? Смерти боишься?

- Да. Вокруг себя. Понимаешь? Вокруг себя! Устал. Устал - больше не выдержу! Я как... как заразный! Чумной! Прокаженный! Это после "Белого дома". После того как я полз по площади, а в меня со всех сторон куски еще живого - еще теплого! - человечьего мяса летели. От пулеметов. Мяса! Человечьего! У-у-у!! Полгода отмыться не мог. Из-под душа кровь, все кровь текла. Мне и теперь холодом в затылок кто-то дышит... Я же отмеченный... Навсегда... Только сам вот никак не подохну. Всё другие страдают... Уже руку протянуть к кому боюсь: человеку несчастье, как заразу, передаю! Что же мне эти проклятые руки - отпилить?

- Тихо. Тихо! Спят все уже... Может, и правда... Ты-то сам не убивал?

- Даже не целился! - Глеб тоже зашептал.

- Если на тебе крови нет...

- Нет! Я - сам - как пулемет! Со своими проблемами! Кого ни коснусь или боль, или смерть... И если бы только чужих или врагов! А то ведь самых родных. За что, отец? Я в этот Красноярск только собрался, там уже удар. Я в сторону - и здесь разряд. Это же не случайность.

- Случайностей не бывает. Только тихо! Тихо, тебе говорю!

- Я - тихо! Я-то тихо! Да только на мне долг! Долг! Документы вот эти. С чужими судьбами... И умирать страшно, и жить не хочется... Ничего не хочется. Ничего! Ни гор, ни городов. Куда мне?

Они стояли уже на крыльце веранды. Но отец Владимир дверь пока не открывал, ждал, пока Глеб утихнет. На воздухе перекричится... В доме уже наступила сонная тишина, только в дальнем окне горел ночничок: ждали хозяина. Хорошо, когда ждут. Хорошо! Почему же, Господи, ангел-то не всем? Почему?!

- Есть у меня предложение. Наверно, оно для тебя выход. Да. Слишком ты медиумичен, вон как на тебя все колдуны вешаются. И колдуньи.

- Да это только здесь, у вас на Алтае! Раньше со мной такого не было.

- Ты кому другому рассказывай. Понаивнее. Люди каждый день родятся и умирают. И ничего нового. Просто все здесь плотнее - горы.