Батальоны просят огня   ::   Бондарев Ю В

Бросились в глаза неопрятный, мешковатый китель, висевший на округлых плечах, нечистый подворотничок, грязь, прилипшая к помятому майорскому погону; запасник, по-видимому работавший до войны хозяйственником, "папаша и дачник"... Втянув голову в плечи, начальник тыла дивизии тупо смотрел Иверзеву в грудь. - Почему не разгрузили эшелон? Вы понимаете, что вы наделали? Чем дивизия будет стрелять по немцам? Почему не разгрузили?.. - Товарищ полковник... Я не успел... - Ма-алчите! Немцы успели! Иверзев шагнул к майору, и тот снова вскинул мягкий подбородок, уголки губ его мелко задергались, в бессилии он плакал; офицеры, стоявшие рядом, отводили глаза. В ближних вагонах рвались снаряды; один, видимо бронебойный, жестко фырча, врезался в каменную боковую стену вокзала. Посыпалась штукатурка, кусками полетела к ногам офицеров. Но никто не двинулся с места, лишь глядели на Иверзева: плотный румянец залил его другую щеку. - Под суд! - низким голосом выговорил Иверзев. - Я отдам вас под суд! Полковник Гуляев, подойдите ко мне! Гуляев, оправляя китель, подошел с готовностью; но этот несдержанный гнев командира дивизии, это усталое, измученное лицо начальника тыла сейчас уже неприятно было видеть ему. Он недовольно нахмурился, косясь на пылающие вагоны, проговорил глухим голосом: - Пока мы не потеряли все, товарищ полковник, необходимо расцепить и рассредоточить вагоны. Где же вы были, любезный? - невольно поддаваясь презрительному тону Иверзева, обратился Гуляев к начальнику тыла дивизии, оглядывая его с тем болезненно-сострадательным выражением, с каким глядят на мучимое животное. Майор, безучастно опустив голову, молчал; седые слипшиеся волосы его топорщились на висках неопрятными косичками. -Действуйте! Дей-ствуй-те! В-вы, растяпа тыла! - крикнул Иверзев с бешенством. - Марш! Товарищи офицеры, всем за работу! Полковник Гуляев, разгрузка боеприпасов под вашу ответственность! - Слушаюсь, - ответил Гуляев. Иверзев понимал, что это глуховатое "слушаюсь" еще ничего не решает, и, едва сдерживая себя, перевел внимание на коменданта станции сухощавого, узкоплечего подполковника, замкнуто курившего у ограды вокзала, - и добавил тише: - А вы, товарищ подполковник, ответите перед командующим армией за все сразу!.. Подполковник не ответил, и, не ожидая ответа, Иверзев повернулся офицеры расступились перед ним - и крупными шагами пошел к "виллису" в сопровождении молоденького, тоже как бы рассерженного адъютанта, щеголевато затянутого в новые ремни. "Уедет в дивизию", - подумал Гуляев без осуждения, но с некоторой неприязнью, потому что по опыту своей долгой службы в армии хорошо знал, что в любых обстоятельствах высшее начальство вольно возлагать ответственность на подчиненных офицеров. Он знал это и по самому себе и поэтому не осуждал Иверзева. Неприязнь же объяснялась главным образом тем, что Иверзев назначил ответственным именно его, безотказного работягу фронта, как он иногда называл себя, а не кого другого. - Товарищи офицеры, прошу ко мне! Гуляев лишь сейчас близко увидел коменданта станции; меловая бледность его лица, вздрагивающие худые пальцы, державшие сигарету, позволяли догадаться, что этот человек сейчас пережил. "Отдадут под суд. И за дело", - подумал Гуляев и сухо кивнул подполковнику, встретив его ищущий взгляд. - Ну, будем действовать, комендант! Когда несколько минут спустя комендант станции и Гуляев отдали распоряжение офицерам и к горящим составам, зашипев паром, подкатил маневровый паровозик с перепуганно высунувшимся машинистом, а тяжелые танки стали, глухо ревя, сползать с тлеющих платформ, к полковнику, кашляя, задыхаясь, моргая слезящимися глазами, подбежал начальник тыла дивизии, затряс седой головой. - Боеприпасы одним паровозом мы не спасем! Погубим паровоз, людей, товарищ полковник!.. - Эх, братец вы мой, - досадливо сказал Гуляев.