Белая гвардия   ::   Булгаков Михаил Афанасьевич

Аннотация: «Белая гвардия» — не просто роман, но своеобразная хроника времени — хроника, увиденная через призму восприятия «детей страшных лет России».

Судьба издерганной дворянской семьи, задыхающейся в кровавом водовороте гражданской войны, под пером Булгакова обретает черты эпической трагедии всей русской интеллигенции — трагедии, отголоски которой доносятся до нас и теперь...

---------------------------------------------

Михаил Афанасьевич Булгаков

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ

Роман

Посвящается [1]

Любови Евгеньевне Белозерской [2]

Пошел мелкий снег и вдруг повалил хло-

пьями. Ветер завыл; сделалась метель.

В одно мгновение темное небо смешалось с

снежным морем. Все исчезло.

— Ну, барин, — закричал ямщик, — беда:

буран! [3]

«Капитанская дочка »

И судимы были мертвые [4] по написанному

в книгах сообразно с делами своими.

Часть первая

1



Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй [5] . Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс [6] .

Но дни и в мирные и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины [7] не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты? [8]

Через год после того, как дочь Елена [9] повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом [10] , и в ту неделю, когда старший сын, Алексей Васильевич Турбин [11] , после тяжких походов, службы и бед вернулся на Украину в Город [12] , в родное гнездо, белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол, в маленькую церковь Николая Доброго [13] , что на Взвозе.

Когда отпевали мать, был май, вишенные деревья и акации наглухо залепили стрельчатые окна. Отец Александр [14] , от печали и смущения спотыкающийся, блестел и искрился у золотеньких огней, и дьякон, лиловый лицом и шеей, весь ковано-золотой до самых носков сапог, скрипящих на ранту, мрачно рокотал слова церковного прощания маме, покидающей своих детей.

Алексей, Елена, Тальберг и Анюта, выросшая в доме Турбиной, и Николка [15] , оглушенный смертью, с вихром, нависшим на правую бровь, стояли у ног старого коричневого Святителя Николы. Николкины голубые глаза, посаженные по бокам длинного птичьего носа, смотрели растерянно, убито. Изредка он возводил их на иконостас, на тонущий в полумраке свод алтаря, где возносился печальный и загадочный старик Бог, моргал. За что такая обида? Несправедливость? Зачем понадобилось отнять мать, когда все съехались, когда наступило облегчение?

Улетающий в черное, потрескавшееся небо Бог ответа не давал, а сам Николка еще не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.

Отпели, вышли на гулкие плиты паперти и проводили мать через громадный город на кладбище, где под черным мраморным крестом давно уже лежал отец. И маму закопали. Эх... эх...

___________



Много лет до смерти, в доме № 13 по Алексеевскому спуску, изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошечного Николку. Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский Плотник» [16] , часы играли гавот [17] , и всегда в конце декабря пахло хвоей, и разноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери, а ныне Еленки, били в столовой черные стенные башенным боем. Покупал их отец давно, когда женщины носили смешные, пузырчатые у плеч рукава. Такие рукава исчезли, время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем.